Карл Фалькенгорст - Танганайский лев

— Господин! — воскликнул между тем Фераджи. — Если бы я только знал, что вы здесь будете!

— Ведь ты же теперь служишь более сильному и могущественному господину, чем я! — сказал Солиман с легким оттенком насмешки в голосе. — С Симбой Солиман не может равняться!

Обмениваясь этими словами, Солиман, Осман и Фераджи незаметно удалились от общей группы и молча пошли вдоль по берегу.

— Ты идешь за нами, Фераджи? — сказал Солиман. — Разве ты хочешь что-нибудь сказать мне?

— Я хотел только спросить вас, господин, не понадобятся ли вам опять когда-нибудь люди? — не без лукавства спросил негр.

Солиман удивленно взглянул на Фераджи, затем с минуту как бы обдумывал что-то. В глазах его разгорался какой-то удивительный блеск, но мало-помалу блеск этот померк и лицо старика приняло обычное невозмутимое спокойное выражение. Минуту спустя он спросил, по-видимому, совершенно равнодушно:

— А что, разве в Вавенди имеются грузовщики или солдаты?

— Пошлите же меня, господин! — продолжал негр.

— А, тебе не нравится у Симбы, понимаю! Но что же скажет на это Симба?

Негр сделал только презрительный жест.

— Я для него слишком труслив, такими трусами он не дорожит! — насмешливо добавил он.

— Ты? Труслив! — с нескрываемым удивлением воскликнул Солиман и даже отступил на шаг. — Фераджи — трус! Да как это могло случиться? Ты возбуждаешь мое любопытство, открой свои уста и расскажи мне, как все это было?

— Не я один, а все мы у него трусы, потому что не хотим более оставаться в этом проклятом углу, где нам приходится дружить с Мудимой и потому постоянно подвергать свою жизнь опасности от нападений Муриро и Руга-Руга из Ндэрее!

— Вы хотите дружить с Мудимой? Да разве вы так слабы, что ищете убежища там, в этом сорочьем гнезде? — продолжал выпытывать Солиман.

— С людьми, прибывшими сегодня, нас всего-навсего шестнадцать человек. С этим мы едва ли сможем управиться с Муриро, а потому было бы много разумнее пристать к Муриро, а не к Мудима. Но Симба ненавидит всех, кто охотится на негров и ведет торговлю рабами, это для меня стало совершенно ясно!

— Слышал, Осман? — шепнул Солиман своему юному спутнику. — Он остался все тем же, каким был прежде. — Затем он быстро обернулся в сторону Фераджи и спросил: — Ну, а как относится к нему Сузи?

— Господин, ведь вы сами все знаете, что же вам еще говорить?

— Я видел Сузи в Удшидши, дурак! — досадливо оборвал его Солиман. — Какое мне в сущности дело до вашего каравана?!

Фераджи не обратил никакого внимания на сердитый окрик и продолжал, как ни в чем не бывало:

— Сузи, как сами вы знаете, вольноотпущенный. Он носил на себе невольничье ярмо, которое натерло ему шею, и он, конечно, ненавидит его. Сузи, конечно, следит за порядком!

— Посмотри, Солиман, — вдруг воскликнул Осман, прерывая Фераджи, — будь Сузи здесь, эти собаки не посмели бы так бесцеремонно грабить груз! — и он указал рукой на судно Симба, приведенное сюда Сузи несколько часов тому назад. Там оставленные в качестве охранников негры распарывали тюки, выбирали из каждого часть их содержимого: бусы, жемчуга, проволоку, затем снова зашивали.

Солиман смотрел с насмешкой на эту картину.

— Что, друг Фераджи, — сказал он, — не упускай и ты там своей доли. Ведь Симба не так ловко владеет хлыстом, как я, или как мы, арабы.

При этих словах Фераджи невольно схватился рукой за спину и слегка сгорбился, как будто ощутил что-то на спине.

Солиман рассмеялся.

— Видишь ли, Осман, — сказал он, — этот Фераджи, когда поступил ко мне на службу в качестве вожака носильщиков грузов, был самым отъявленным вором, на которого когда-либо светило занзибарское солнце. Целых две недели ему все удавалось проводить меня, и уж, конечно, он в то время от души посмеивался надо мной себе в кулак, когда вместо него я с полным усердием порол других.

Но вот и настоящий вор попался, и тогда я притянул его к ответу. Там, в Узагаре, я дал ему такое наставление, так проучил его, что, наверное, не забудет этого всю свою жизнь. Два дня он пролежал, не вставая, но, в конце концов, еще благодарил меня за то, что я не велел его повесить. Когда он снова был в состоянии стоять и ходить, то сделался честным и верным, и на него я всегда мог положиться. Я знаю, что у Солимана он не украдет ни одной бисерины!

Между тем негр успел уже оправиться и воскликнул самым искренним, задушевным тоном:

— Да, Фераджи никогда не забудет Узагары, но и Килиманджаро тоже!

— Ах! — воскликнул удивленный Осман. — Так это он, твой Фераджи, который, как ты говоришь, помог тебе добыть не десятки, а сотни невольников! Тот Фераджи, который, точно пантера, дрался с туземцами. Видишь, твое желание осуществилось, Солиман: ты только что желал, чтобы этот Фераджи был теперь подле тебя, — и вот он стоит теперь перед тобой!

Солиман гневно взглянул на своего племянника, подыскивая в то же время слова, чтобы сгладить необдуманную речь Османа. Но было уже поздно: Фераджи слышал сказанное и успел принять к сведению. Он изогнулся действительно, как пантера, и, прижавшись близко к Солиману, шепнул ему в самое ухо:

— Я это чуял, Солиман! Поезжай же туда и осмотри хорошенько вблизи тэмбе Лугери. Он прекрасно укреплен, имеет и ограды, и рвы, и сторожевые башни, и метких стрелков. Сам Симба обучал их военному делу, но все же поезжай и осмотри внимательнее эту крепость! Не забывай, однако, что и Фераджи отлично знает это место. Сейчас нам нельзя подробно обо всем этом беседовать, но сегодня ночью, когда там, на горе, негры будут нить и плясать, а Лугери возьмет себе в жены молоденькую Коко, приезжай со своей ладьей как можно ближе к тому мыску! — и он указал ему рукой влево. — Тогда и я явлюсь туда и многое порасскажу тебе. А пока прощай, мне надо спешить, а то словоохотливые люди скажут Симбе, что Фераджи тайно совещался с Солиманом.

И, не дождавшись ответа старика, негр повернулся и пошел к своим товарищам. Но в грабеже их он не принял участия. Та жалкая горсть бус или жемчуга, которой он мог бы поживиться здесь, не представляла для него никакого интереса: он имел в виду несравненно более крупную добычу, и взгляд его со злобной насмешкой и злорадством устремился вверх, на крепость Мудима.

Между тем Солиман грузно опустил свою руку на плечо своего племянника и строго обратился к нему.

— Еще одна такая глупость с твоей стороны, и я немедленно отошлю тебя от себя! Счастье наше, что этот Фераджи ненавидит Симбу, а то твой болтливый язык мог бы окончательно разрушить все мои планы, и все это далекое путешествие к берегам Танганайки было бы напрасно!

Затем он быстро направился к своей ладье, а пристыженный Осман последовал за ним в некотором отдалении.