Николай Прохоров - Комендант брянских лесов

— Все-таки осторожность нам необходима, — уже спокойнее сказал Гуров.

— Полностью согласен с вами, Остап Григорьевич. Сейчас, когда в отряды усилился приток населения, мы обязаны утроить бдительность.

Капитан Гуров, военный, еще сравнительно молодой человек, пришел из окружения. Вначале его сильно смущал пестрый состав отряда. Ему, кадровому офицеру, непривычно было видеть в строю юношу и старика, одинаково вооруженных, или провожать в разведку женщину, которая так неловко обращается с пистолетом, пряча его в рукав кофты.

Комиссар же, напротив, относился к этому положительно. Бывший секретарь райкома, проведший около двух десятков лет на партийной работе в районах Брянской области, он со всеми легко находил общий язык, многих помнил еще по довоенному времени. Куликов был значительно старше Гурова, обладал большим жизненным опытом.

— Уж если старики, женщины, подростки взяли оружие, то у гитлеровцев, действительно, земля будет гореть под ногами. Это самый яркий показатель силы советского патриотизма, — говорил комиссар. — Народ жизнь отдает за Родину.

Разговор опять зашел о Потоцком. Этот случай не давал покоя Куликову. Потоцкий, молодой, здоровый парень, пришел однажды в отряд под вечер и представился как учитель, не успевший эвакуироваться. Его приняли радушно. Через пять дней он исчез. Вскоре после этого на отряд налетели немецкие самолеты, сбросили несколько небольших мин, засыпали лагерь листовками, призывавшими партизан сдаваться в плен.

По справкам, наведенным разведчиками, оказалось, что Потоцкий служит в гестапо в городе Почепе и часто разъезжает по селам, вынюхивает у населения сведения о партизанах.

— Хотелось бы мне еще раз встретиться с этим Потоцким, — сказал комиссар.

— Вот Леонову кто-то сообщил, что Потоцкий окончил Воронежский и ли Орловский педагогический институт, — вставил Гуров.

— Да, я слышал. Хотя это мало вероятно. Леонов, между прочим, поклялся привести мне его живым. Он следит за ним. Видел его на днях в селе Милечи, но захватить не представилось возможности. А убивать не хотел.

— Надо предупредить Леонова, чтобы был осторожен, — сказал Гуров. — Видимо, этот негодяй не лишен смелости, он хорошо знает местность.

— Предостерегал я Леонова. Только бы, говорит, нам столкнуться, а там видно будет. Вася парень хладнокровный, разумный, я за него не боюсь, — сказал комиссар, и Гуров заметил, как загорелое лицо Куликова вдруг прояснилось улыбкой. Подрывник и разведчик Леонов был любимцем комиссара.

Весь отряд размещался в шалашах. Летом в них удобнее, чем в землянках. Жилье недорогое, его легко оставить в случае необходимости и так же легко соорудить новое.

— Приглядись к нему, Егор. Он мужик, кажется, хороший, но ты сам понимаешь, что доверяться каждому с первого взгляда опасно, — сказал Куликов разведчику.

— Я его, товарищ комиссар, как-нибудь в деле проверю. Это вернее будет.

Егор слыл бывалым разведчиком. Характером он обладал веселым: в самые критические минуты не терял ни присутствия духа, ни юмора. Война забросила его, матроса волжского парохода, на западный фронт. Егор был кавалеристом, служил в полковой разведке. Он попал в окружение, а потом — в плен. Через три дня бежал из лагеря, но к своим пробраться не смог. Тогда Егор остановился в одной деревне, где его от немцев укрывали колхозники. На время разведчик даже пристроился в мужья к какой-то сельской молодухе.

Зимой 1941 года он ушел в брянские леса. К тому времени здесь уже действовали партизаны.

В отряде Егор попросил, чтобы его назначили по своей специальности. Трудная, полная опасностей служба разведчика была по душе молодому волжанину. Благодаря Егору и другим разведчикам командир и комиссар отряда располагали всегда точными сведениями о фашистских гарнизонах, размещенных в окрестных населенных пунктах, о передвижении вражеских войск.

Егору доверялись самые опасные поручения. Он был смел, отличался находчивостью, присущей опытным разведчикам. Правда, случалось, он допускал безрассудства, подвергая себя опасности без особой нужды. За это ему крепко доставалось от Гурова.

— Сниму с разведки! В таком деле нужны серьезные люди, — грозил ему Гуров.

Командир знал Егора давно, с тех пор, когда они вместе служили в части, где Гуров командовал эскадроном. Теперь, после окружения, они встретились в партизанском отряде случайно, но уже как старые знакомые, и очень обрадовались друг другу.

Ефим вначале недружелюбно отнесся к Егору. Не понравился ему этот плотный коренастый парень с рыжей щетиной торчащих из под фуражки волос, с маленькими, но острыми и всегда смеющимися глазами.

Егор много рассказывал новому партизану о своих приключениях в боях, особенно в разведке. Эти рассказы казались Ефиму хвастливыми, наполовину выдуманными, но он слушал их охотно. У Егора всегда выходило как-то так, что он подмечал только смешные стороны событий, даже там, где, по мнению Ефима, и смешного-то ничего не было.

И это особенно не нравилось Ефиму, которой с первого взгляда решил, что его поселили к несерьезному человеку.

«Озорник он, бесшабашный какой-то», — не без основания заключил Ефим.

В самом деле, за что бы ни брался Егор, он все делал шутя, с озорством. Как-то разведчик заметил, что Ефим ходит обедать после других, так как у него не было своего котелка.

— Не подойдет ли тебе, Ефим Акимыч, вот эта посудина? — обратился как-то Егор, подавая простреленную каску. — Она еще совсем новая, два дня назад с умной фашистской головы снял.

— Совсем пустой ты человек, Егорка, — возмутился Ефим неуместной шуткой. — В голове-то у тебя, видно, такая же дыра, как в этой каске.

Егор долго и незлобно смеялся, вытирая слезу, а когда нахохотался всласть, достал из котомки новый котелок и подарил обиженному товарищу.

Спустя несколько дней Ефим получил карабин и сразу почувствовал себя уверенно. Он увидел, что ему доверяют, и в душе был благодарен командиру и комиссару. Старик и не подозревал, что этим доверием во многом обязан Егору, который собрался проверить его «в деле».

Разведчик пришел к комиссару и попросил под свою ответственность выдать Ефиму оружие:

— Он, видимо, догадывается, что ему еще не доверяют, и очень переживает, хотя и не подает вида. А старик мне нравится, серьезный. В засаду хочу сходить с ним.

Куликов высоко ценил наблюдательность разведчика и, посоветовавшись с командиром, приказал старшине выдать Ефиму Рачкому оружие.

Вручая ему карабин, старшина Иван Сидоренков с притворным сочувствием заявил, что у него, к сожалению, нет в запасе ни одного патрона и что партизаны вообще сами беспокоятся о боеприпасах. Это была правда. Партизаны дорожили патронами и всегда старались, где только можно, запастись ими.