Хуан Гомес-Хурадо - Контракт с Господом

Родившись в 1915 году, в 1931 году Грауз вступил в нацистскую партию. Во время Второй мировой войны он был заместителем главврача Шпигельгрундской детской больницы. Грауз использовал свое положение, чтобы иметь возможность проводить бесчеловечные эксперименты над еврейскими детьми, якобы проблемными или слабоумными. Грауз заявлял, что во многих случаях поведение этих детей было обусловлено генетическими особенностями, и эксперименты над ними проводились вполне законно, поскольку они были "недостойны жить".

Грауз вводил здоровым детям вакцины инфекционных заболеваний, проводил вскрытие живых детей, а также вводил своим жертвам различные препараты с целью разработки методики измерения реакции на боль. Предполагают, что во время войны в стенах Шпигельгрунда были совершены тысячи убийств.

После войны нацист скрылся, не оставив никаких следов, за исключением трехсот детских мозгов, залитых формальдегидом, которые были обнаружены в его кабинете. Несмотря на все усилия германского правосудия, схватить преступника так и не удалось. Даже Симон Визенталь, знаменитый охотник за нацистами, сумевший привлечь к ответственности более тысячи военных преступников, сокрушенно вздыхал до самой своей смерти, что так и не смог найти Грауза, которого без устали искал даже в Южной Америке и дело которого называл "незаконченным". Визенталь умер три месяца назад в Вене, так и не узнав, что тот, кого он преследовал, тайно жил под видом водопроводчика на пенсии всего на расстоянии короткой поездки от его офиса.

Неофициальные источники в израильском посольстве в Вене выразили сожаления, что Грауз умер, так и не ответив за свои преступления, однако с радостью восприняли внезапную смерть старого нациста, поскольку из-за его преклонного возраста было бы трудно добиться экстрадиции и правосудия над ним, как это произошло с чилийским диктатором Аугусто Пиночетом. "Мы не можем не видеть в его смерти руку божьего провидения", - заявили эти источники.

- Он внизу, сэр.

Человек заерзал на стуле. Рука его дрожала, но со стороны это было почти незаметно - во всяком случае для тех, кто знал его не столь хорошо, как помощник.

- И что? Его полностью проверили?

- Вы же знаете, что проверили, сэр.

Тот испустил громкий вздох.

- Да, Джекоб. Прости.

При этих словах мужчина поднялся со стула, с такой силой сжав пульт управления, с помощью которого контролировал всё вокруг, что его пальцы побелели. Он уже сломал так несколько пультов, пока помощнику это не надоело, и он заказал особый, из усиленного метакрилата, сделанный в форме руки старика.

- Наверное, ты с трудом выносишь мое поведение. Прошу прощения.

Помощник ничего не ответил. Он знал, что шефу необходимо выговориться.

Он был человеком скромным, но весьма самоуверенным, если эти два качества возможно совместить.

- Понимаешь, мне просто невыносимо сидеть здесь целый день. С каждым днем я нахожу всё меньше приятного в будничных заботах. Я превратился в слабоумного старика. Каждый день, ложась спать, я говорю себе: завтра. Завтра настанет тот самый день. Потом я просыпаюсь, и решимость исчезает, как исчезли мои зубы.

- Давайте лучше начнем, - сказал помощник, уже слышавший десяток вариаций этой речи.

- Так ли уж это необходимо?

- Вы сами попросили. Способ контролировать слабые места.

- Я мог бы ограничиться чтением доклада.

- Речь не только об этом. Мы уже на четвертой стадии. Если вы хотите стать частью экспедиции, то должны начать встречаться с незнакомыми людьми. Доктор Хочер очень ясно выразился по этому поводу.

Старик нажал на пульте несколько кнопок. Шторы в зале опустились, свет погас. Он вернулся в свое кресло.

- И нет другого средства?

Помощник покачал головой.

- Тогда согласен.

Помощник направился к двери, через которую теперь проникал единственный луч света.

- Джекоб!

- Да, сэр?

- Прежде, чем ты уйдешь... Не мог бы ты минутку подержать меня за руку? Мне страшно.

Помощник подчинился.

Рука шефа дрожала.

Орвилл Уотсон нетерпеливо похлопывал по толстой кожаной папке, покоящейся на его коленях. Он уже больше двух часов отсиживал свой пухлый сад в этой приемной на тридцать восьмом этаже башни Кайн. За три тысячи долларов в час, которые ему платили за консультации, любой другой прождал бы и до Страшного Суда. Но только не Орвилл. Молодой выходец из Калифорнии скучал. В конце концов, борьба со скукой и была двигателем его карьеры.

Он скучал в университете, и по этой причине бросил учебу на втором курсе, несмотря на возражения семьи. Получив работу с хорошей зарплатой в CNET, одной из первых компаний, развивающих новые технологии, он снова заскучал. Орвилл постоянно искал новые и волнующие задачи. Отвечать на вопросы было его настоящей страстью. У него в достатке имелась предпринимательская жилка, и с приходом нового века он оставил работу, чтобы основать собственный стартап.

Орвилла не остановили все возражения матери, которая ежедневно читала в газетах о крахе доткомов. Он засунул свои сто четыре килограмма, светлую гриву и чемодан с вещами в потрепанный фургон и пересек страну ради полуподвала на Манхэттене. Там родилась компания "Глобалинфо". Ее слоганом было "Вы спрашиваете, мы отвечаем". Он мог бы так и остаться погруженным в безумные грезы мальчишкой с расстройством пищеварения, тревожностью и огромными способностями, позволившими ему разобраться в киберпространстве и понять, как функционирует сеть.

А потом случилось 11 сентября, и Орвилл одновременно с бюрократами в Вашингтоне понял три вещи, хотя тем для этого понадобилось несколько лет расследований.

Первое, что их способы управления информационными потоками устарели лет на тридцать. Второе, что в новом политическом климате, сложившемся после восьми лет правления Клинтона, искать информацию стало еще сложней, так что приходилось рассчитывать лишь на "достоверные источники", что в отношении террористов было настоящим абсурдом. И третье, что арабы - это как когда-то были русские в вопросах международного шпионажа.

Мать Орвилла, Ясмина, родилась и много лет прожила в Бейруте, прежде чем выйти замуж за привлекательного инженера из Саусалито, который по окончании своего ливанского проекта переехал обратно в Штаты. Тоскующая по родине Ясмина обучила плод этого союза и английскому, и арабскому.

Сделав себе в сети множество фальшивых личностей, Орвилл обнаружил, что интернет - настоящий рай для всякого рода экстремистов. Неважно, на каком расстоянии находились десять радикально настроенных человек, в сети дистанции составляли какие-то миллисекунды, при полной анонимности. Неважно, насколько сектантскими были их идеи, там они находили тех, кто думает так же. Через несколько недель Орвилл собственными средствами добился того, чего не сумел ни один оперативник из западных разведок: проник в самые радикальные организации исламских террористов.