Ольга Репьева - Необыкновенные приключения юных кубанцев

— Ты чё, так и пойдёшь? — удивился, найдя помощницу непереодетой; поискал глазами кружку, — А чем бы напиться?

— Напейся из ведра, Машка не брезгливая. Она уже в сарае?

— Ага, — переведя дух, подтвердил, напившись. — Вырвалась и галопом в холодок. А ты здря меня не послушалась!

— Правильно не «зд-ря», а «зря», — поправила она произношение. — Если ты насчёт длинного рукава, то не беспокойся: прихватила и себе, и для тебя. Держи, — передала хозяйственную сумку. — Напою дерезу — и бежим.

— Мама знает, куда ты и с кем?

— Её нет дома, а дедушка разрешил и даже похвалил.

— Я заскочу к нему на секунду, — предупредил Андрей, но в это время тот сам показался из сеней; подслеповато щурясь, приблизился.

— Здрасьте, деда! — первым поздоровался гость.

— Это ты, Андрюшка… А я сразу не понял, о каком Андроне речь. Тебя и не признать — так загорел да возмужал. Здравствуй, — подал он руку — Отчего не заходите?

Годы-невзгоды густо посеребрили голову, оставив нетронутыми лишь густые брови, из-под которых всё ещё молодо улыбались добрые голубые глаза. Под этим сызмалу знакомым взглядом Андрею стало неловко: вспомнил, что давно собирался, да так и не удосужился навестить уважаемого человека.

У старика было довольно необычное имя — Готлоб. Взрослые добавляли к нему слово «дед», а мальчишки звали просто Деда. От родителей Андрей знал, что Деда с дочерью, зятем и внуком Рудиком живёт на хуторе Дальнем со дня основания здесь лет двенадцать тому назад его южной окраины. Эта смешанная (отец у Рудика русский), но очень дружная семья в числе других переселенцев из Ставрополья прибыла на Кубань накануне коллективизации. Вместе с казачьей беднотой создавали колхоз, назвав его «Путь вперёд». Жизнь поначалу не заладилась: страшная голодовка 1933 года унесла многие жизни, особенно детские. Андрею, Рудику и ещё четверым их сверстникам суждено было выжить.

Перед войной Деда несколько лет сторожил колхозный сад, и ребятам дозволялось приходить сюда «помогать». Весёлое, счастливое было время! Фрукты, ягоды с весны и до поздней осени — ешь хоть лопни. А что за удовольствие носиться в догонялки, по-обезьяньи сигая со ствола на ствол, с ветки на ветку в высоких густых фундуках!

И после дружба его с ребятами не прекращалась: располагая свободным временем пенсионера, мастерил ребятам ивовые кубышки для рыбалки в лимане, раколовки (ерик кишел раками), научил многих вязать сетки. Если добавить к сказанному, что Деда любил ребят наравне с родным внуком, станет понятно, почему гость чувствовал себя смущённым.

— Собирались, Деда, да всё как-то… — произнёс он виновато.

— А я, признаться, по вас крепко соскучился…

— Дедушка, мы, может, задержимся, — вернулась с пустым ведром Марта, — так ты скажи маме, пусть не беспокоится, ладно?

— Скажу обязательно. Желаю успеха!

Последние слова сказаны были вдогонку, и ребята скрылись за калиткой. Сразу за нею — неширокая пыльная дорога вдоль всего хутора, за нею — доцветающее подсолнуховое поле, за которым в плавнях — в камыши или даже в воду плёса — опустился на парашюте лётчик. Жив ли ещё? ранен и куда именно? эти и другие вопросы волновали и тревожили обоих спасателей.

— Лиман — это далеко отсюда? — поинтересовалась Марта.

— С километр, не меньше. Токо вот где он приводнился…

— Хорошо, если б не приводнился, а приземлился бы на берегу.

— Рад бы ошибиться, да токо навряд: слишком хорошо знакомы эти места.

Сразу за двором, где дорога свернула в сторону балки, слева показался в подсолнухах проезд. Неширокий, но достаточно наторён: по весне возили сено. А прошлой ночью по нему протопало немало ботинок и конских копыт, которые основательно прибили сорную растительность. Свернув в него, Андрей предложил:

— Не возражаешь, если пробежимся? Хуть мы и сэкономили время, а чем скорее начнём искать, тем лучше.

Какое-то время она бежала с ним наравне, но недолго. Заметив, что отстаёт, притормозил и он.

— Ты чё, уже и выдохлась? Дай руку, — предложил помощь.

— Не могу больше, сердце выскакивает… немножко передохнём.

Видя, что она и впрямь еле переводит дух, недовольства высказывать не стал, только заметил:

— А мне хуть бы что.

Зашагал рядом, помахивая сумкой и поглядывая в её сторону. Марта, расстегнув спереди платья несколько пуговиц, подула в пазуху, достала оттуда носовой платок («карман там у неё, что ли? «— подумал он) и стала промокать обильно выступившие росинки на разгоряченном лице.

Идти молча было как-то неприлично, но Андрей решительно не знал, о чём можно говорить с незнакомой девчонкой; молчала и она, тоже, возможно, находясь в подобном затруднении. Наконец, ему пришла на память сценка в терновничке, и он сказал:

— Петух у деда красивый… Ты заметила?

— Конечно! Тебе он тоже нравится? — оживилась она.

— А то! Такого на всём хуторе поискать. А ещё он смелый и вежливый. — Видя, что она слушает заинтересованно и со вниманием, охотно продолжил найденную тему для разговора: — Я был зашёл в тёрен, что напротив груши, карманы освободить. Ну, и он тут с курами в холодке… Делаю своё дело, вдруг слышу: «Куд-кудах!». Глядь, а он совсем рядом. Важно так посмотрел на меня, неначи вспоминает: где это я тебя видел? Хвост дугой, перья так и переливаются, будто райдуга после дождя…

— Надо говорить «радуга», без «и» краткого… Это он у тебя угощения просил, — пояснила Марта, улыбаясь; она тоже всё дольше и смелее задерживала на собеседнике взгляд. — Его научил выпрашивать дедушка, но он и другим проходу не даёт. Стоит только мне во дворе присесть, тут как тут: «Куд-кудах, дай вкусненького!». И какой умница: возьмёт из рук угощение — и сразу зовёт подружек, сам никогда не съест. Настоящий рыцарь! Я его очень люблю.

— То-то он и обиделся, когда я уходил, не угостив: что-то бормотал мне в спину. Ну ты как, отдышалась?

— Ой, бежим, уже отдохнула, — спохватилась она. — Только не очень быстро, ладно?

Держась несколько впереди, Андрей стал оглядываться чаще — якобы для того, чтоб не отрываться, а на самом деле — из интереса, каковой начинала вызывать в нём новая знакомая. Оказывается, вовсе она не «подлая», как обозвал он её про себя там, в балке. Скорее, дажеть красивая. Токо больно уж нежная с виду. Сказано — городская: проходит лето, а она загореть не успела…

Марта, полагая, что привлекает внимание своим жалким видом, в ответ смущённо улыбалась, говоря про себя: не думай, я вынесу это испытание — и бег, и жару, и любые трудности!

— А ты чё, в марте, что ли, родилась? — пристроившись о бок и намеренно сбавив темп, спросил он.

— Почему так решил?

— Да у нас это самое… тёлочку корова в марте привела. Ну, мы её так и назвали — Марта. Я и подумал…