Ольга Репьева - Необыкновенные приключения юных кубанцев

Разве что ночи стали свежей, прохладнее, поубавилось комара. Да ещё природа дело своё знает четко: давно спровадила пернатую певчую братию; покинули лиман всевозможные перепончато-лапчатые; потянулись в дальние края журавли; поблекла, без мороза облетает листва акаций, пожухла трава, сады тронула проседь…

Всё чаще заставляет вздрогнуть пронзительно-хриплый вороний крик. Разжиревшая на брошенных хлебах, дремлет многочисленная их стая на проводах и крестовинах телеграфных столбов вдоль гравийки, чёрной тучею время от времени накрывая подсолнухи. Серо подсолнуховое поле, в недобрый час созрел здесь богатый урожай семечек… Впрочем, почему «в недобрый»? Что ни день хуторская пацанва, а также взрослые, забираются в глубь плантации и, пригибая корзинки к ведрам выколачивают семечки запасаются в зиму; полицай, зачастивший теперь в станицу, на «уборку» смотрел сквозь пальцы, видимо, запрещать указаний не поступало. Наши ребята для себя запасы уже сделали, не забыв и про подопечных ребятишек. А сегодня закончили изготовление специальной «мажары» — тележки с удлинённым и расширенным к верху кузовом для подвозки подсолнуховых шляпок и стеблей.

В прошлом году топливо приходилось таскать за километр-полтора из степи на горбу. Пока наберешь вязанку да донесёшь — на уроки времени не оставалось. А тут и уроков нет, и торчи — вот они, у самого двора: бери не хочу. Да токо чё их таскать на спине, решили ребята, и «забацали» мажару.

— Воще — годится! — похвалил Миша, попробовав возок на лёгкость качения. — Возить будет — одно удовольствие. С кого начнём?

— Я думаю, с тёть Лизы, — предложил Борис. — У неё топить совсем нечем.

— Говорил бы без фокусов: с Верки, а то замуж не пойдёт, — не удержался Миша, чтоб не поддеть.

— С Веры так с Веры, — согласился Ванько. — Она того заслуживает. И ты, Мишок, на неё не наедай.

— Я не на неё, а на Шенкобрыся. Не люблю двухличных: думает одно, а говорит другое.

— Посмотрим, как ты себя поведешь, когда какая-нибудь приглянется, — заметил Ванько.

— Мне не приглянется. Была охота, воще, — провожай домой, ходи вокруг на цыпочках, а уедут, так ещё и чахни из-за них! …

Это был камушек в огород Андрея.

Не прошло и двух недель, как Марта уехала с Дальнего, а ему кажется — не виделись сто лет. Днём ещё так-сяк, заботы и хлопоты отвлекают от мыслей о ней, а приходит вечер — тоска и скука зелёная. Тянет сходить в станицу, узнать, где поселил их фрицевский комендант, увидеться, поговорить… Но дел у ребят пока невпроворот, и он решил потерпеть. Четырнадцатого сентября у неё день рождения — заодно и поздравит, и повидаться повод подходящий. Своим намерением поделился с Ваньком и Федей.

— А как ты узнаешь, где они теперь живут? — поинтересовался сосед.

— Подежурю возле стансовета, там зараз комендатура: мать верняк ходит обедать домой.

— Я тоже давно собираюсь проведать тётю, до элеватора тебе попутчик. А хочешь — сходим на разведку вдвоём, — предложил Ванько.

— Да нет, справлюсь один, — отказался он от компаньона. — Меня заботит другое: что бы ей такое подарить в честь важной даты?

— У деда Мичурина розы в палисаде — залюбуешься. Можно преподнести букетик. Они уже редкость, а девчонки цветы любят, — подал мысль Федя.

— Не, это не то… До обеда завянут, станут некрасивыми.

— Если Марта тебя любит, то подарок не имет никакого значения, — заверил его Ванько.

— Неудобно заявиться с пустыми руками…

— Тогда подари ей свою линзу от бинокля, — предложил сосед ещё один вариант. — Она сама по себе красивая, а главное — как память о комиссаре, спасшем вам жизнь.

Утром четырнадцатого Андрей оделся во всё новое, пообещал матери к вечеру вернуться, и они с Ваньком отправились в гости.

На здании стансовета болтался флаг — красный, с белым кругом посередине и чёрной жирной свастикой. Над парадным входом укреплен в золочёной раме грозный орёл с хищным клювом и злобным взглядом; в когтистых лапах держал он всё ту же паукоподобную свастику. У ступеней припаркован лимузин который Андрею не раз приходилось видеть на хуторе. Из распахнутого окна доносилась гортанная нерусская речь. Отойдя на почтительное расстояние, он выбрал невдалеке место напротив и стал ждать.

Одако предположение, что она ходит обедать домой, не оправдывалось: ни одна женщина не появилась ни из парадных, ни из каких-либо других дверей до самого вечера. Подумал уже о возвращении домой, когда, примерно в начале восьмого (часы на всякий случай оставил Ваньку при расставании), Ольга Готлобовна сошла-таки со ступенек комендатуры. Отойдя, свернула на мощёную кирпичом аллею — как раз ту, где на скамье облюбовал наблюдательный пост Андрей. При её приближении он поднялся, смущенно улыбнулся и сказал:

— Здрасте, Ольга Готлобовна!

— Здравствуй… Ты что здесь делаешь? — узнав, удивилась она.

— Да вот….Захотелось вас проведать…

— Вон оно что! Ну, идём. Одна из нас как раз именинница.

— Я знаю: Марте исполнилось четырнадцать лет.

— Спасибо за внимательность. Она, полагаю, обрадуется. — Ольга Готлобовна оглядывала его с приветливо-ироничной улыбкой. — И ты не побоялся — в такую даль, один да ещё и на ночь глядя.

— Мы вышли из дому ещё утром.

— Это с кем же?

— А с Ваньком. У него тётя живёт на край станице, так он к ней — проведать.

— Ванько — это тот мальчишка, что один всю нашу картошку выкопал да ещё и вам помогал выбирать? Кулькин, кажется?

— Он самый. А силища у него бычачья, эт точно.

— Видела его несколько раз — по внешности не скажешь, что силач.

— А насчёт бояться, так я в станице не впервой, потому и ждал вас до последнего.

Тобик — его здесь не привязывали — встретил у калитки, прыгал, визжал от радости, ухитрился несколько раз лизнуть в лицо. У выбежавшей встретить Марты удивление сменилось едва сдерживаемой радостью.

В квартире Ольга Готлобовна сразу же прошла в комнату отца, а дочь не упустила возможности обнять гостя и приласкаться; затем, против желания хозяина, стащила с него куртку, кепку, снятые им самим сандалии и унесла куда-то.

— Вот уж не думала!.. — воскликнула вернувшись.

— Не ждала?

— Что ты, ждала! Жутко соскучилась!

— А говоришь — не думала.

— Так ведь уже смеркается. — Примостилась, обняв, к нему на колени. — Почему так поздно?

— Раньше не получилось. А ты ещё красивше стала. Поздравляю тебя с…

Тут вошла мать, Марта соскочила с колен, и слова поздравления остались недосказанными.

— Ты бы, доча, нас первым делом накормила. У Андрея с утра ни росинки во рту, да и я нынче без обеда.

— У меня, мамочка, давно уже всё готово!

Она упорхнула на кухню, а гость попытался отказаться:

— Я, тёть Ольга, всего на минутку… Только поздравить — и домой. Мама, небось, ждёт-не дождется…