Артур Дойл - Тайна бильярдного шара. До и после Шерлока Холмса [сборник]

— Что нынче злой такой, Арчи, а? — спросила она, с чисто женской интуицией сразу обо всем догадавшись. — Небось, опять старик разорялся насчет меня, так, что ли?

Было странно слышать, сколь сладко и приятно просторечный говор звучал в ее устах, хотя мой отец буквально каркал и облаивал меня в такой же манере. Взявшись за руки, мы уселись на зеленый бугорок, и я рассказал ей об утренней ссоре с отцом.

— Понимаешь, нас хотят разлучить, — сказал я, — но я им покажу, что они не на того напали, если им вздумается запугать меня.

— Не стою я того, Арчи, — вздохнув, ответила она. — Я ведь простая и не шибко грамоте ученая, а ты весь такой ученый, да и говоришь гладко, не чета мне.

— Не надо так, Минни, ты просто замечательная! — воскликнул я, в глубине души признавая, что во многом она права.

— Скоро не стану я никому мешать, — печально продолжала она, глядя мне прямо в глаза. — Давеча ночью глас был. Я призрака видала.

— Привидение?! — вырвалось у меня.

— Ну да, это точно мне знак. Когда братец мой двоюродный Стиви помер, ему в аккурат перед смертью такой же явился.

— Расскажи, дорогая, как это все случилось, — произнес я, пораженный тем, насколько близко к сердцу она приняла все произошедшее.

— Да рассказывать-то особо нечего. Было это часов в двенадцать ночи, а может, и в час. Лежу я себе, думаю о всяком-разном, да в окошко гляжу. И вдруг смотрит с улицы на меня лицо, страшное такое, Арчи. Одно знаю — не из нашенских он. Что за лицо, тоже не скажу — страшное, и все. Может, с минуту пялился он в комнату. Видала только, что лицо-то мужское было, да как глаза у него сверкнули, и носом свои белым он к стеклу приляпался. Я аж вся похолодела, хотела заорать, да не могу. Тут он и пропал, словно и не было его, так быстро, как и вылез.

Томас Фэд. Закатный луч

— Кто же это мог быть? — жадно спросил я.

— Призрак или домовой, — с уверенностью ответила Минни.

— А может, это был Томми Гиббс? — предположил я.

— Не, не, точно не Тэмми. Лицо было все такое темное, злое и суровое.

— Ну что ж — рассмеялся я. — Будем надеяться, что ко мне он тоже заглянет, кто бы он ни был. Я быстро узнаю, кто он такой и откуда. А пока хватит об этом, не то ночью ты опять до смерти перепугаешься. Ночь и так выдастся неспокойная.

— Да, ненастная ночка для бедняг-моряков, — грустно согласилась она, поглядев на надвигавшиеся с севера темные тучи и на белые пенные барашки бьющихся о песок волн.

— Стой, а интересно, что это там за посудина? Если она не повернет к заливам Ламлаш или Бродик, ее как пить дать на берег выбросит.

Она показала на изящную бригантину, которую я заметил еще раньше. Судно стояло неподалеку от берега. Команда, по всей видимости, приготовилась к непогоде, поскольку убрала топсель и фок.

— Пошли, тебе же холодно! — наконец опомнился я.

Тучи закрыли солнце, подул резкий, порывистый, пронизывающий северный ветер. Мы отправились назад, пока не подошли близко к Карракьюлу, где расстались. Минни нехотя зашагала по тропинке, ведущей в Корримейн, расположенный примерно в километре от нашего дома. Я надеялся, что отец не видел нас вместе. Он встретил меня у дверей, кипя от ярости. Лицо его побагровело от злости, а в руках он держал ружье. Не помню, говорил ли я об этом раньше, но мой отец, несмотря на свой возраст, обладал недюжинной физической силой. За всю свою жизнь я редко встречал таких людей.

— Явился, не запылился! — проревел он, потрясая ружьем. — Чурбан ты безголовый…

Я вовсе не хотел выслушивать заготовленный им поток «изящной словесности».

— Выбирай выражения, — огрызнулся я.

— Ты мне тут подерзи еще, сопляк! — рявкнул он, подняв руку, словно собираясь ударить меня. — Живо марш в дом, ну! И выйдешь отсюда, когда дозволю!

— Да пошел ты к черту! — вскипел я, вконец разозлившись, после чего старик попытался ударить меня прикладом ружья, но я отбил его палкой. На мгновение мной словно дьявол овладел, на язык так и просились отвратительные ругательства, но я сумел взять себя в руки и, резко повернувшись, пошел прочь к тропинке, ведущей в Корримейн. Остаток дня я провел у Фуллертонов. Мне показалось, что мой отец, и без того обладавший прескверным характером, начал быстро превращаться в сумасшедшего, да еще буйного и опасного.

Занятый своими невеселыми мыслями, я плохо вписывался в оживленную компанию, к тому же, боюсь, я выпил виски больше, чем следовало. Помню, как я споткнулся о табуретку, и Минни удивленно посмотрела на меня. В глазах у нее стояли слезы, а старик Фуллертон украдкой захихикал и тут же закашлялся, чтобы скрыть насмешку. Я намеренно задержался в гостях и отправился домой примерно в половине девятого вечера, что по меркам обитателей острова было очень поздним временем. Я знал, что отец уже будет спать, и если мне удастся пролезть в окно своей комнаты, то я смогу обеспечить себе спокойную ночь без скандалов и перебранок.

Ветер к тому времени разошелся не на шутку, так что мне пришлось подставлять плечо его порывам, чтобы меня в буквальном смысле не снесло с извилистой тропинки, ведшей в Карракьюл. Очевидно, я все еще находился под влиянием выпитого, поскольку помню, что горланил песни, нетвердым голосом подпевая воющему вихрю. Я почти что дошел до изгороди, обозначавшей границу нашего участка, как тут произошло нечто, что тотчас же заставило меня протрезветь.

Белый цвет очень редко встречался у нас на острове, где даже бумага считалась чем-то драгоценным, так что он сразу привлекал внимание. Какой-то белесый предмет пролетел прямо у меня под ногами и запутался в кустах утесника. Я поднял его и к своему великому удивлению обнаружил, что это был полотняный носовой платок, к тому же приятно надушенный. Я мог с полной уверенностью заявить, что, кроме меня, ни у кого на острове ничего подобного не было и в помине. В таком забытом Богом месте, как наш островок, все знали соседские «гардеробы» до последней нитки. А уж надушенный платок — это было нечто, из ряда вон выходящее! Кому же тогда он принадлежал? Неужели Минни была права, и на острове действительно завелся чужак? Я пошел медленнее, глубоко задумавшись о находке, которую держал в руке, и о том, что Минни видела прошлой ночью.

Когда я оказался в своей комнате и зажег свечу, я вновь внимательно рассмотрел платок. Он был чистым и новым, с инициалами «А.В.», вышитыми в углу красным шелком. Кроме них, ничего не указывало, кому бы он мог принадлежать. Судя по размеру, платок явно был мужским. Все случившееся настолько взволновало меня, что я еще долго сидел на кровати, и так и этак ломая голову над этим необычным происшествием, но ни к какому выводу так и не пришел. Я уже было подумал рассказать об этом отцу, но он крепко спал: из соседней комнаты раздавался его могучий храп. Оно бы и к лучшему, подумал я, ведь мне нисколько не хотелось снова выслушивать его брань, к тому же вполне могло дойти до взаимной перепалки. Жить старику оставалось не очень-то долго, и сейчас меня утешает то, что ничего ему не сказав, я тем самым не усилил нашу с ним вражду и раздоры.