Луи Анри Буссенар - Охотники за каучуком

Сдавленный коленями эльзасца, словно железными тисками, кайман издает глухой хрип и на мгновение перестает вертеться и наносить бешеные удары хвостом по воде. Этим мгновением пользуется Винкельман и, приняв более устойчивое положение на спине крокодила, быстро вонзает ему свой тесак чуть не по самую рукоятку сначала в один, а потом и в другой глаз.

Струя черной крови брызгает из широко раскрытых орбит чудовища, образуя большое темное пятно на поверхности беловатых вод озера. Обезумевший от боли, смертельно раненный кайман, которому конец тесака прошел в самый мозг, бессознательно вздымается до половины из воды, точно становясь на дыбы, и запрокидывается на спину.

Отважный спаситель, не дожидаясь этого, проворно соскальзывает вдоль спины чудовища в воду, ныряет, подплывает под пирогой и появляется за ее кормой. Ухватившись одной рукой за борт, он спрашивает:

— А Хозе?

Маркиз, бледный, как полотно, стуча зубами, протягивает обе руки мулату, чтобы втащить его в пирогу, а Винкельман с помощью Шарля медленно высовывается из воды, переносит ногу за борт лодки и весь мокрый молча присаживается на среднюю балку.

— Ну что? Не повредил он вам? — спрашивает он у Хозе без малейшего волнения, как будто ровно ничего не случилось.

— Самую малость! — отвечает оправившийся от страха мулат. — Он ударил меня только хвостом по ногам, но это было такое ощущение, словно меня ударили палкой по ним: они как будто разом отнялись! А вы? Если бы не вы, мне бы не сдобровать. Это чудовище растерзало бы и сожрало меня в одну минуту… вы не пострадали?

— Ни на столько! — отозвался Винкельман, показав на кончик ногтя.

— Я, право, не знаю, как мне вас благодарить, сеньор… Я абсолютно не понимаю, ни что я делаю, ни что говорю… Знаю только одно, что вы спасли мне жизнь! ..

— Полноте, это сущие пустяки… в нашем положении нельзя же не выручить друг друга в подобных случаях… о чем тут говорить? А вы что делаете, господин Маркиз?

— Я восхищаюсь вами, Винкельман! И вы находите еще время заботиться и думать о других после такой удивительной цирковой штуки! Нет, это, право, что-то невероятное!

— Но не стойте же с обнаженной головой, вы, пожалуй, схватите так солнечный удар!

— А вы сами?

— Ну, я — дело другое! Я почти туземец, и мой череп, не хуже черепа любого индейца, привык к солнцу!

— Тысячи громов! Что у нас за славный товарищ, друзья! И как я счастлив, Винкельман, что имею возможность пожать вашу руку.

— Что касается этого, господин Маркиз, то эта радость вполне обоюдна!

— Ай, ай… не так сильно, мой милый! Вы не человек, а настоящий ворот! В другой раз я протяну вам не руку для пожатия, а кулак: он будет менее чувствителен!

— И я, Винкельман, сердечно благодарю вас, — проговорил Шарль своим ровным, спокойным и сдержанным голосом. — Благодаря вашему геройскому поступку, нам удалось избежать большого несчастья. Это еще одно доброе дело, которое зачтется вам, когда мы вернемся в Гвиану! Вы уже знаете, что я хочу этим сказать! ..

— Значит, вы довольны мною, мосье Шарль, и думаете, что мой бедный Фриц будет счастлив? ..

— Как вы можете меня спрашивать об этом, мой славный Винкельман!

— А если так, с вашего разрешения, не будем больше говорить об этом! Все, что я слышу, полностью ошеломляет меня: у меня даже в глазах мутится… А вот Хозе следовало бы дать чашку тафии, а то он, как видно, хлебнул лишку воды, и с ним что-то неладно, как я вижу!

— Как! — воскликнул Маркиз. — Не говорить больше об этом! Да только об этом и следует говорить!

— Нет, нет. Это, право, не стоит того, и в сущности кайман этот — не что иное как та же ящерица! — заявил скромный эльзасец, стараясь отвлечь от себя всеобщее внимание и умалить по возможности свою заслугу.

Жители тропической части Америки сохраняют продукты своей охоты и рыбной ловли простейшим и вернейшим способом — копчением.

Этот достаточно известный способ состоит в том, что развешивают рыбу или мясо, подлежащее хранению на более или менее продолжительное время, над костром из зеленых ветвей и сырого дерева, которые дают наибольшее количество дыма. Им и обкуриваются обрабатываемые продукты.

Это, в сущности, тот же способ копчения рыбы и ветчины, который практикуется повсеместно в цивилизованных странах.

Но само копчение, применительно к обстоятельствам, происходит несколько иначе.

Устраивают муким, как выражаются жители берегов Амазонки, — громадный костер, сооруженный из четырех жердин, поддерживаемых вилообразными подпорами, на которые накладывают эти жердины. Подпоры втыкают в землю, образуется правильный четырехугольник. Затем на жердины накидываются древесные прутья. Это сооружение должно быть не выше поларшина от земли.

Костер, который заранее раскладывают под этим примитивным сооружением, состоит исключительно из мелких зеленых ветвей, но не из любых, так как в этих лесах немало деревьев, которые при горении издают такое зловоние, что мясо и рыба становятся совершенно непригодны в пищу. Наоборот, другие древесные породы придают окуриваемым продуктам особенно приятный вкус, и опытные жители лесов прекрасно знают особенности тех или иных видов горючего материала.

Мясо или рыбу раскладывают на прутья в строгом порядке и зажигают зеленый костер. Тогда требуется особенное внимание. Нужно все время поддерживать ровный огонь, не давая ему ни слишком разгораться, ни гаснуть, и то умерять, то подживлять его, смотря по надобности, чтобы первоначально подвергнуть окуриваемые продукты некоторой сушке, не допуская затекания или обжаривания их.

Само собой понятно, что мясо или рыба, подвергнутые жару костра, теряют известную долю содержащейся в них влаги и, кроме того, прокоптившись, могут долго сохраняться.

Такое копчение весьма часто применяется местными индейцами, когда они, опьянив какой-нибудь ручей или речку, выловят из нее огромное количество рыбы или перебьют целое стадо черных свиней, или пекари, или же убьют тапира. Тогда устройство мукима является для индейцев настоящим празднеством, шумным предвкушением грандиозного обжорства, опьянения кашири и неистовой пляски.