Станислав Валах - Партизанские ночи

— Не прячьте оружие! — услышали мы его крик. — Они и так его заметили!

Еще несколько сот метров, и мы приостанавливаемся. Солдаты не стали нас преследовать. «Что за черт? — дивимся мы. — Может, они приняли нас за гестаповцев, преследующих «польнише бандитен»?

— Пся крев, — вырывается внезапно у «Рысека». — Смотрите!

Мы видим, как со стороны Дебовой Гуры бежит по направлению к нам рассыпанная цепью другая группа солдат. Мы со всех ног бросаемся к шоссе.

— Машины! — кричит «Мушка». — Из Даньдувки!

Это машины с полицией. Обстановка накаляется. Мы вбегаем в ближайший лесок, и не проходит минуты, как оказываемся на противоположной его стороне. Теперь — в Боброк. Еще немного. Из груди вырывается свистящее дыхание. Ноги у нас как из теста, перед глазами мелькают огненные круги.

Делаем небольшую передышку и тут же то бегом, то шагом двигаемся к знакомой «Мушки», которая жила в Боброке. Наспех перекусив там и чуточку обогревшись, направляемся в Ензорские леса. Тут мы уже в безопасности. У костра сушим одежду, чистим оружие.

Поздним вечером идем через Ензор в Нивку. Здесь нас с нетерпением дожидаются сестры «Мушки» «Вильга» и «Крыся». После теплых приветствий появилось и угощение — свежие булки и колбаса. Только теперь мы почувствовали, как мы голодны» [23] Отрывок из сборника «Воспоминания солдат ГЛ и АЛ», Варшава, 1962. .

За несколько дней до пасхи вместе с «Вицеком» я направился из бункера в Высоки Бжеге в бункер в либёнжском лесу. Надвигались пасхальные праздники, и солдаты вермахта ехали с востока к своим семьям в отпуска. Мы решили, что оружию и ключам для развинчивания рельсов не имеет смысла ржаветь в бездействии.

Мы вышли ночью 8 апреля. Около будки обходчика сразу же за Хжановом «Куна» и «Валек» двинулись вперед на разведку. Они обследовали местность и заняли позицию, удобную для наблюдений. «Куна» первым подал сигнал, и тут точно таким же сигналом отозвался «Валек». Это означало, что путь свободен и можно приступать к развинчиванию рельсов. Быстро и бесшумно мы поднялись на насыпь. Принялись развинчивать стыки. Управились с этим быстро, так как у нас уже была большая практика.

Отойдя на безопасное расстояние, мы терпеливо ждали поезда. Наконец, со стороны Тжебини подошел поезд, набитый отпускниками с награбленным добром. События развивались в уже знакомой нам последовательности — грохот, сноп искр из паровозной топки, крики и хаотическая стрельба немцев. Не успели остыть от этого впечатления, как снова грохот. На свалившийся поезд налетел шедший с противоположной стороны товарняк со свиньями. Крики офицеров и визг свиней слились в одни согласный хор.

В немецком донесении говорилось о большом материальном ущербе, о потере двух человек убитыми и семерых тяжело раненными.

Уже после освобождения я узнал, что жители восточных окраин Хжановского района воспользовались случаем и переловили разбежавшихся свиней. Таким образом, в праздники на польских столах появилось мясо. Такого результата нашей диверсии мы никак не ожидали!

На следующий день после этой операции я снова был в бункере в Высоки Бжеге. За это время аловцы произвели несколько мелких «снабженческих» вылазок. Мне пришлось заняться срочными и немного запущенными организационными вопросами.

На одном из собраний ППР в Сосновце 15 апреля 1944 года, где я присутствовал вместе с «Болеком», мы обсудили с товарищем «Вихером», секретарем округа № 1, многие вопросы нашей борьбы. После обсуждения плана действий, который был утвержден товарищами, «Вихер» вручил мне чешский пистолет калибра 7,65 и несколько тысяч марок, полученных от продажи захваченных в Жарках продовольственных карточек. Деньги эти предназначались на организационные расходы и помощь семьям товарищей, арестованных или убитых гитлеровцами.

Врученный мне «Вихером» пистолет я вычистил и привел в рабочее состояние, даже не предполагая, как скоро он пригодится мне. Деньги мы спрятали в носки.

С собрания в Сосновце мы вместе с «Болеком» пошли в направлении Моджеюва. И сразу же первое препятствие — железнодорожный шлагбаум на переезде закрыт. Приходится ждать. Тем временем подъехало несколько грузовиков с полицией и эсэсовцами, а также легковой автомобиль, в котором сидело несколько человек в штатском. У одного из них был автомат, так называемый «дырокол». Мы просто загляделись на него.

— Пригодился бы такой, — тихо сказал я «Болеку».

Он только кивнул. Дожидаться открытия переезда в такой компании было неприятно. Но в конце концов шлагбаум поднялся, и машины рванули вперед. Мы заколебались — идти дальше или вернуться. «Но ведь черт их знает, куда они поехали. А снова вертеться по городу, рискуя столкнуться с полицией, как это было две недели назад в Даньдувке, нам не очень улыбалось. Мы решили идти к Моджеюву и далее — к спасительным лесам, где через каждую дюжину километров были у нас лесные укрытия, а в них — наши солдаты. За переездом мы случайно встретили товарища «Казика» с его женой «Зосей», известной активисткой Домбровского бассейна.

Остановились у обочины и проговорили минут десять. Распростившись, тронулись дальше. Не доходя до Моджеюва, заметили, что гитлеровцы шарят по дворам по левую сторону от дороги. Это немцы, которых мы видели раньше у переезда, проводили облаву.

Мы прошли еще с полкилометра, когда разглядели, что какая-то группка из пяти человек двигается нам навстречу. Подойдя ближе, с беспокойством обнаружили, что это группа переодетых в штатское гитлеровцев, в офицерских сапогах и со свастиками в петлицах. У одного из них мы заметили висящий через плечо автомат с торчащим в сторону магазином — «дырокол», который мы недавно разглядывали в окно автомобиля. Нетрудно было догадаться, что это и есть главари тех бандитов. «Что теперь?» — подумал я с тревогой. Я льстил себя надеждой, что, может, они нас не остановят: ведь столько людей ходит по городу и не у всех же проверяют документы! Шепотом советуемся, что делать, сойти ли с дороги вправо или продолжать идти на них. Выбираем второе решение. Пытаясь улыбаться, идем прямо на немцев. Однако улыбки моментально исчезли с наших лиц, когда один из штатских остановил нас жестом руки: «Битте аусвайс». Не дожидаясь, пока мы подадим им документы, тот, кто был вооружен «дыроколом», крикнул: «Хэнде хох!»

Колебались мы недолго. «Болек», у которого не было оружия, медленно поднял руки вверх: он, как потом выяснилось, все еще рассчитывал на то, что нам как-нибудь удастся отвертеться. А у меня положение было безвыходное.

Увидев, что гестаповец снимает «дырокол» и направляет его на нас, я выхватил недавно полученный от «Вихера» пистолет и выстрелил в гестаповца с автоматом. На таком расстоянии промахнуться я не мог. Немец пошатнулся и упал, выронив из рук оружие. При звуке выстрела «Болек» моментально бросился на стоявшего против него гитлеровца, и они вместе свалились. Я еще несколько раз выстрелил и подбежал к немцу, лежащему в кювете. Хотел уже было стрелять, как вдруг услышал, как он произнес умоляюще: