Генри Хаггард - Она. Аэша. Ледяные боги. Дитя бури. Нада

— Прах обратился в прах! Конец прошлому! Конец всему! Калликрат умер и возродился снова. Теперь ступайте и оставьте меня! — произнесла она. — Спите, если можете. Я буду бодрствовать и думать. А завтра ночью мы уйдем отсюда!

Мы поклонились и ушли, когда же пришли в свое помещение, я заглянул к Джону, который ушел раньше. Он крепко спал, этот добрый, честный слуга, и я порадовался за него, так как его нервы, как у всех простых людей, были не особенно крепки и порядком расстроены событиями этого ужасного дня. Когда мы очутились в нашей комнате, бедный Лео, все еще не успевший опомниться от ужасного зрелища, разразился гневом. Теперь он освободился от присутствия королевы, — и сознание вернулось к нему. Он вспомнил убитую Устану и, как буря, поднялись в нем угрызения совести и стыда. Лео проклинал себя, проклинал ту минуту, когда увидел письмена на сосуде, которые оказались правдивыми, проклинал свою слабость. Но Аэшу он не проклинал. Да и кто осмелился бы проклинать такую женщину, как «Она»?

— Что мне делать, старый дружище? — простонал он, положив голову на мое плечо, в припадке горя. — Я допустил, чтобы Устану убили, и через пять минут целовал ее убийцу. Я — жалкое животное, но, право, не могу противиться ей, — голос его оборвался, — этой колдунье. Завтра будет то же самое, я навсегда в ее власти! Я продался в рабство, старый дружище, и «Она» возьмет мою душу у меня!

Тут я сказал ему, что находился не в лучшем положении, и Лео пожалел меня, может быть потому, что не мог ревновать. Мы начали соображать, нельзя ли убежать отсюда, но скоро отбросили этот проект и, по чести говоря, я не думаю, чтобы каждый из нас был в силах уйти от Аэши.

Что же Лео оставалось делать? Подчиниться власти таинственного существа, каким была Аэша, но ведь это могло случиться с ним и в обыкновенном супружестве с простой женщиной! Но эта обыкновенная супруга не принесла бы ему такой чудной красоты, такой мудрости, такой власти над тайными силами природы, силы, могущества, короны и бесконечной молодости — всего, что могла дать Аэша, если говорила правду. Поэтому понятно было, что Лео, даже рассерженный и раскаивающийся, не согласился бежать от Аэши. Я полагаю, было бы глупо, если бы он согласился на это!

Больше двух часов просидели мы с Лео, беседуя о чудесных событиях, свидетелями которых мы были. Все это казалось нам сном, сказкой. Кто мог думать, что все написанное на сосуде окажется правдой?

Было 9 часов утра, когда Джон пришел будить меня и выразил свою радость, найдя нас в постели живыми и бодрыми. Когда я сказал ему о трагической смерти Устаны, он еще больше обрадовался, что мы остались живы. Хотя Джон и не любил Устану, он пожалел ее. Обыкновенно она называла его свиньей по-арабски, он величал ее шлюхой по-английски. Но теперь все это было забыто.

— Я хочу сказать вам кое-что, сэр, — произнес Джон, выслушав мой рассказ, — знаете, я думаю, что «Она» сам черт и его жена, если у него она есть. Нельзя же думать, что черт холостой! Аэндорская волшебница — дура по сравнению с ней, сэр! Это — страна дьяволов, сэр, а «Она» — их госпожа. Я не смею надеяться, что мы когда-нибудь выберемся отсюда. Эта колдунья не выпустит из рук такого красивого молодого человека, как мистер Лео!

— Погоди! — возразил я. — Она спасла ему жизнь!

— Да, и за это возьмет его душу! Она околдует его. Разве хороший человек может жить среди людоедов? Но это последняя страна, которую я вижу на земле. Прошлой ночью мне снился сон… Я видел своего покойного старика-отца, одетого во что-то, вроде ночной рубашки, с пучком травы в руке, собранной в саду. «Джон! — сказал он мне тихо и торжественно, — Джон, время настало, но я не ожидал увидеть тебя в таком ужасном месте. Нехорошо заставлять старого отца бежать сюда и оставлять его одного среди этих людей…»

— Правильно! — подтвердил я.

— Конечно, сэр, правильно! Я знаю, уверен, что раскаленный горшок не минует меня! — ответил Джон печально. — Отец сказал, что время мое пришло, и ушел, сообщив, что мы увидимся с ним очень скоро, я знаю, что не пройдет и трех дней, как уйду к нему!

— Ну, конечно! — возразил я. — Ты уверен, что умрешь, потому, что видел во сне отца. Что же должно случиться с тем, кто увидит во сне свою мать?

— Ах, сэр, вы смеетесь надо мной, — сказал Джон, — но вы не знали моего отца. Он не любил шутить. Нет, сэр, он говорил правду, и я ничем не могу тут помочь!

— Глупости! — проговорил я.

— Нет, сэр! — печально ответил Джон тоном глубокого убеждения и ушел.

Нам принесли завтрак, пришел и Лео, который ходил гулять, чтобы освежить, по его словам, свои мысли. Я был рад видеть и Лео, и Джона, рад, что они рассеяли мои мрачные размышления. После завтрака мы снова пошли гулять, чтобы посмотреть, как работают в поле дикари. Курьезно было видеть этот угрюмый, дикий народ за таким занятием, как засевание полей, и делали они это самым примитивным образом.

Когда мы вернулись, Биллали встретил нас, сообщив, что «Она» желает видеть чужеземцев. Мы сейчас же пришли к ней, хотя не без внутреннего содрогания.

По обычаю, немые слуги доложили о нас, и, когда они ушли, Аэша сбросила свое газовое покрывало и приказала Лео обнять и поцеловать ее. Лео повиновался и сделал это с большим жаром и удовольствием, чем прежде. «Она» положила свою белую руку на его голову и посмотрела ему в глаза.

— Ты хотел бы знать, Калликрат, когда ты сможешь назвать меня своей, — произнесла Аэша, — и когда мы всецело будем принадлежать друг другу? Я скажу тебе. Во-первых, ты должен быть таким же, как я, не бессмертным, нет, но застрахованным от разрушительной силы времени! Я не могу стать твоей супругой потому, что мы слишком различны. И совершенство мое может плохо отразиться на тебе. Ты не в силах будешь долго смотреть на меня, твои глаза будут болеть, твои чувства притупятся, и мне придется прятать от тебя лицо! Слушай! Сегодня вечером, за час до заката солнца, мы уедем отсюда, и завтра на рассвете, если все пойдет хорошо, и я не забыла дороги, мы будем стоять у утеса жизни, ты омоешься в огне жизни и выйдешь из него обновленным и непобедимым. Тогда, Калликрат, ты можешь назвать меня своей женой, а я назову тебя своим супругом и господином!

Лeo пробормотал что-то в ответ на это удивительное предложение. Аэша засмеялась его смущению.

— И ты, Холли, также! — продолжала она. — Я сделаю это для тебя, и ты будешь вечно юным и сильным!

— Благодарю тебя, Аэша, — ответил я с достоинством, — но если в том странном месте, куда ты хочешь вести нас, можно избавиться от смерти, которая приходит за каждым человеком, — благодарю, мне не нужно этого! Мир не был так ласков ко мне, чтобы я хотел жить в нем долго! Земля — жестокая мать, она кормит детей своих камнями и утоляет их жажду — горькой водой. Кому захочется продлить надолго свою жизнь? Кто захочет нести бремя воспоминаний о прошедшей любви, о прошедших печалях и скорбях, о мудрости, которая не дает утешения?