Константин Фарниев - Паутина

— Гут, гут, — проговорил он и еще раз похлопал Кикнадзе по плечу. — Ты нам нравишься. Генрих прав: ты молодец. Тебя не проведешь не только на мякине, но и на первосортном зерне. Ты нам еще не веришь?

Павел помедлил с ответом. Очень хотелось поверить им, отбросить прочь страх перед возможной роковой ошибкой. В конце-то концов не такая уж он важная птица, чтобы был на него далекий заход.

— Не веришь, — теперь уже подтверждающе сказал капитан. — Это очень хитрый и дальновидный человек, — добавил он по-немецки, обращаясь уже к своему. — Нам надо провести с ним вербовку по всем правилам. У таких высокие шансы на выживаемость. Пойди скажи Рудольфу, чтобы он пока здесь не показывался.

— Я боюсь оставлять тебя с ним одного. Он сильный и опасный, как ягуар.

— Гут, — воскликнул капитан. — Для этого парня ты уже придумал и агентурную кличку. Ягуар — это подходит ему. Пойди к Рудольфу, а мы с ним поговорим.

— Может, он понимает нас?

— Нет, не похоже.

«Капитан» пытливо посмотрел на Павла. Из всего разговора, что неизвестные вели между собой на немецком языке, он понял только слова «гут» и «ягуар». Он уже не сомневался, что перед ним гитлеровцы.

— Чтобы ты нам поверил, — заговорил «капитан», как только его напарник ушел в глубину пещеры, — я расскажу тебе кое-что из твоей личной биографии. Согласен?

Кикнадзе кивнул. «Капитан» заговорил, и с каждым его словом на душе Павла становилось все легче и легче…

— Теперь ты убедился, что мы твои настоящие друзья и единомышленники? Меня зовут Пауль, а тот, который со мной, Генрих. Прежде чем говорить о деле, ты перекуси.

Пауль поставил на спиртовку открытую банку мясных консервов, протянул Павлу полбуханки пшеничного хлеба…

Теперь для Кикнадзе было уже ясно, кто навел абверовцев на эту пещеру, на него самого, кто рассказал о нем. Это мог сделать только один человек.

Но какую устроили проверку, фашисты проклятые, сволочи! Как били! Боялись провокации… Вернувшийся Генрих протянул Павлу папиросу. Кикнадзе не курил, но почему-то не отказался. Он глубоко затянулся… Казалось, он вдохнул в себя не дым, а пары серной кислоты — до того у него запершило в горле, что он несколько секунд не мог выдохнуть эту едкую смесь дыма и воздуха. Генрих толкнул Павла в грудь кулаком, как бы побуждая легкие все-таки освободить дыхательные пути от воздушной затычки. Павел закашлялся, тяжело и надолго. В промежутках между приступами кашля он слышал, как один из агентов бормотал: «Гут, рус, гут, рус…»

Кашель освободил Павла не только от саднящей боли в груди и от воздушной пробки в горле, но и от остатков физической слабости, которую он ощущал с первой же минуты, как только пришел в сознание после схватки с абверовцами.

— Ты настоящий ягуар, — заметил Пауль.

Голос и глаза его были спокойны, по-деловому строги.

— О-о-о-о! — восторженно поддержал его Генрих. — Еще секунда — и он перегрыз бы мне горло. Если бы не ты, Пауль, я так и не увидел бы победы великой Германии.

— Настоящий ягуар, — повторил Пауль. — Ловкий, сильный, злой, как истинный хищник. Если бы мы не успели стукнуть тебя по голове, ты изрешетил бы нас из автомата, как фанерные мишени. Давай поговорим?

— Поговорим, — с готовностью согласился Павел. — Только я не знаю, что вы от меня хотите и откуда вы столько знаете обо мне.

Пауль усмехнулся, переглянувшись с Генрихом.

Этот «русский» все больше и больше нравился ему.

— Если ты хорошо подумаешь, то и сам ответишь на свои же вопросы.

— Догадываюсь, кто мог рассказать обо мне. А вот какой вам от меня толк, не знаю. Я на абвер не рассчитывал.

— Мало ли, на что мы рассчитываем, — холодно бросил Пауль.

— Кто спорит, — с готовностью согласился Павел и только в этот момент вспомнил об оставленных в лесу Долгове и Маринине.

— Ты один ушел в лес? — спросил Пауль, словно угадав ход мысли Кикнадзе.

— Со мной еще двое. Они далеко отсюда и ничего не знают об этой пещере. Их можно убрать, теперь они мне не нужны.

— Нет! — резко возразил Пауль. И эти нужны, но о нас — ни слова. Приведешь их сюда. Похоже, ты уже понял, как мы оказались здесь и почему ждали именно тебя, не правда ли?

— Я понял, как все получилось.

— Гут, — кивнул Пауль. — Сейчас ты сядешь и напишешь о себе, своих близких, друзьях, о частях, в которых ты служил, своих командирах, сослуживцах; об этих двоих, о войсках, которые стоят на Терском рубеже — что ты о них слышал и знаешь. Пиши очень подробно. Вот тебе бумага, карандаш. На нас не обращай внимания, считай, что ты здесь один. Особенно подробно опиши село, где стоит твой бывший полк, где находятся улицы, стоят дома, бывают патрули, выходы к дороге тоже опиши подробно.

Павел писал и думал: что абверовцы могли знать о нем? Только то, что было у него до войны, даже до призыва в армию. Об остальном никто не может рассказать им, кроме него самого… Он и умолчал о том, что досрочно получил звание сержанта и за что именно, что чуть было не стал взводным… Он предпочитал писать о другом и о других. Рука его выводила карандашом на бумаге неровные строчки, а мысли метались между множеством догадок и предложений, пытаясь все-таки вычислить, чем он, Кикнадзе, простой дезертир, может быть полезен абверовцам. В том, что Генрих и Пауль проникли в тыл советских войск для выполнения диверсионного задания, Павел не сомневался. Не ошибиться б на будущее…

На всякий случай Павел решил быть не особенно откровенным. Кто знает, как сложатся дела дальше и к кому попадет этот отчет. Поменьше о своих взглядах, убеждениях, целях на будущее. Они хорошо знают его уголовное прошлое, этой линии и надо придерживаться, хватит с них. Правда, готовясь к дезертирству, он не собирался осторожничать с фашистами, если бы попал к ним, но все получилось так неожиданно, и поэтому не надо спешить. Но Павел внес все-таки в свой отчет антисоветскую струйку.

Пауль внимательно прочитал написанное Кикнадзе, потом приказал ему расписаться под своими записями, поставить дату и набросать еще расписку в том, что он, дезертировав из рядов Красной Армии, добровольно выражает желание стать агентом абвера по кличке «Ягуар» и обязуется… Дальше шел длинный перечень обязательств, за невыполнение каждого из которых полагалась только смерть.

Павел горько усмехался про себя. Он-то думал, что обхитрит абверовцев и останется чистым уголовником.

— Все, — подытожил Пауль, принимая от нового агента абвера расписку. — Со временем и твои показания, и эта расписка окажутся в Берлине. А мы пока сообщим по рации о твоем согласии работать на нас и воевать вместе с нами во имя процветания тысячелетнего рейха. Теперь и ты, Ягуар, приобщен к выполнению исторической задачи — созданию мировой империи. Ты должен гордиться этим, Ягуар, благодарить свою счастливую судьбу за то, что она свела тебя именно с нами.