Кэмпбелл Блэк - Искатели потерянного ковчега. Индиана Джонс и последний крестовый поход

— По правде, говоря, их мотивы меня не волнуют, — ответил Инди.

— К тому же они хорошо заплатят…

— Да не в этом дело, Маркус. — Инди сделал рукой неопределенный жест. — Поиски Ковчега представляют для меня как бы смысл археологии. История тщательно охраняет свои секреты, а мы, находя старинные реликвии, вырываем у нее эти тайны. При чем здесь деньги. — И он снова махнул рукой.

Броди кивнул.

— Ковчег, конечно, должен попасть в музей…

— Разумеется.

— …если он вообще существует. — Броди помолчал, потом добавил: — Слишком полагаться на то, что это правда, тоже нельзя.

Инди поднялся.

— Сначала надо найти Абнера. Если медальон от жезла Ра у него, то нужно опередить немцев и первым встретиться со стариком. Без медальона Ковчег нам не отыскать. Но где может быть Абнер, вот вопрос? — Он подумал с минуту. — Я думаю…

Броди перебил его.

— Прошло много времени, Индиана. Все изменилось.

Инди молча уставился на друга. Что он имеет в виду: Все изменилось . Потом до него дошло, что Броди вспомнил о Марион.

— Конечно, за эти годы он мог уже простить тебя, — продолжал Броди. — Но возможно, и нет. В этом случае, он вряд ли отдаст тебе медальон. Если тот вообще у него есть.

— Будем надеяться на лучшее.

— Ты, как обычно, полон оптимизма?

— Почему как обычно, — возразил Инди. — Иногда оптимизм может только все испортить.

Броди не ответил, взял в руки книгу, полистал.

— Будь осторожен, Индиана, — сказал он.

— Я всегда осторожен.

— Ты прекрасно знаешь, что бываешь иногда безрассуден, а поиски Ковчега — это опасное дело. — Броди решительным жестом захлопнул книгу. — Я не скептик, как эти военные. Я уверен, что Ковчег полон загадок и тайн, и это — опасные тайны.

Инди, не любивший мелодраматических сцен, уже собирался обратить все в шутку, но, увидев серьезные глаза друга, осекся.

— Я не хочу потерять тебя, Индиана, — продолжал тот. — Ты понимаешь меня?

— Конечно, — сказал Инди, и они пожали друг другу руки.

Инди долго не мог успокоиться. Было уже поздно, но спать ему не хотелось. Он бродил из комнаты в комнату, задавая себе все тот же вопрос — поможет ли ему Равенвуд? Прошло уже столько лет, простил ли он его? А Марион? Что с ней, где она?

Он вернулся в кабинет, уселся за стол, закинув наверх ноги, и на минуту закрыл глаза. Затем встал, подошел к книжной полке и достал один из журналов Равенвуда, который старик подарил ему, когда они еще были дружны. Инди листал страницы, содержащие отчеты об экспедициях, которые так и не оправдали надежд. Неудачи следовали одна за другой, и это несмотря на титанические усилия, прилагаемые ученым, несмотря на его поразительную целеустремленность. И все же Инди понимал преданность Равенвуда своей мечте, которая вела его по всему свету. Однако, вопреки ожиданию, о медальоне, венчающем жезл Ра, в работах ничего не было. Ни слова.

На последних страницах журнала упоминался Непал — предположительно, следующее место раскопок. Гималаи, подумал Инди, самое высокое место на земле. Далековато от Египта, где сейчас работают немцы. Но, может быть, именно в Непале Равенвуд наткнулся на новые сведения о Ковчеге. Возможно, прежняя информация о Танисе была неверна. Все может быть.

Непал. Вот откуда надо начинать поиск.

Он поставил журнал на место. Интересно, как встретит его Абнер Равенвуд?

И что скажет Марион?

Рядом с Рене Беллоком Дитрих всегда чувствовал себя неуютно. И не только потому. Что не доверял ему и считал способным на любую подлость; скорее, его тревожило другое — необъяснимое обаяние француза, то, что, вопреки всем доводам рассудка, Беллок притягивал к себе людей, как бы заставляя себя любить.

Они сидели в приемной в Берхтесгадене — горной резиденции фюрера. Дитрих никогда прежде здесь не бывал, и это место вызывало в нем восторженное благоговение. Беллок, напротив, казалось, чувствовал себя как дома. Он развалился на стуле, вытянув вперед ноги, будто сидел в какой-нибудь дешевой забегаловке, вроде той, в Марселе, где несколько дней назад Дитрих отыскал его. Никакого уважения, подумал немец. Цинизм француза невероятно раздражал его и злил.

Раздался негромкий бой часов. Беллок вздохнул и, взглянув на наручные часы, спросил: — Чего мы ждем, Дитрих?

Дитрих, непроизвольно понизив голос, ответил:

— Как только фюрер освободится, он примет нас, Беллок. Или ты думаешь, что ему больше делать нечего, как вести с тобой беседу о каких-то музейных безделушках?

— Музейных безделушках, — с явным презрением повторил Беллок, глядя на немца. Неучи, подумал он. Как же мало они понимают историю! Верят во всякую чепуху; возводят свои монументальные арки, маршируют на парадах, не понимая простой вещи — величие истории заключается не в этом. Его нельзя создать. Никакие грандиозные мероприятия тут не помогут. Вот Ковчег — другое дело. Одна мысль о нем приводила француза в трепет.

Необходимость сидеть и ждать, пока этот немецкий замухрышка снизойдет до разговора с ним, раздражала Беллока. Ведь раскопки в Египте идут уже полным ходом. И потом, что важного может сообщить ему Гитлер? Абсолютно ничего. Скорее всего, разразится речью, как обычно. Что-нибудь о величии третьего рейха и о том, что Ковчег должен по праву принадлежать Германии.

Чушь какая! Ковчег никому не принадлежит. Если он действительно обладает какой-то силой, то тем более нельзя, чтобы он попал в руки к этому маньяку, а значит, он, Беллок, должен быть тем человеком, который первым вскроет эту святыню.

Он вздохнул и нетерпеливо поерзал на стуле. Затем встал, подошел к окну и бросил рассеянный взгляд на горы, думая о своем. Он представлял себе, как откинет крышку, заглянет внутрь, увидит остатки каменных скрижалей, которые Моисей получил на горе Синай.

И тогда исполнится мечта всей его жизни: не может быть более высокой награды, чем Ковчег Завета.

Он отвернулся от окна и увидел, что Дитрих пристально рассматривает его.

Немец заметил странный блеск в глазах Беллока, легкую презрительную улыбку на губах, словно что-то развеселило француза, какая-то забавная мысль, понятная ему одному. Этому человеку нельзя доверять, решил он, но это дело Гитлера. Фюреру нужны лучшие из лучших, а значит, ему требуется Рене Беллок.

Часы пробили четверть. В коридоре, ведущем в глубь резиденции, раздались шаги. Беллок с надеждой повернулся к двери, но шаги удалились от их комнаты и затихли. Француз негромко выругался.

— Сколько еще ждать? — спросил он.

Дитрих пожал плечами.

— Можешь не отвечать, — продолжал Беллок. — У фюрера такое чувство времени, которое нам, простым смертным, недоступно, я правильно понимаю? Он живет по собственным внутренним часам, так? Время течет для него по другим законам? — Беллок сделал рукой неопределенный жест и усмехнулся.