Руслан Белов - Бег в золотом тумане

Фредди веселел на глазах.

— Ну что? Полетал чуток, Коуперфильд хренов!?

Я размотал сверток, достал бутылку и, сорвав зубами крышку, подал жаждущему Феде. Отпив граммов сто пятьдесят и немного порозовев, он пообещал, что впредь будет более осторожным. На его языке это звучало примерно так:

" Яйца морозить больше не буду! Век воли не видать"!

— Не будешь, конечно. Я тебя на ишака посажу и проводом примотаю. Есть у меня такой провод — тонкий и многожильный. Юрка ими сурков ловит. Отвязывать буду лично — по малой и большой нужде!

Пообещав это, я вспомнил давнюю историю и рассмеялся. Мужики удивлённо взглянули на меня, и я начал рассказ, надеясь отвлечь Сергея от мрачных мыслей:

— Однажды мы возвращались с Барзангинского горного узла. С нами "шёл" геолог — Одиннадцать Лет Октябрьской Революции Иванович Худяков. Такое вот экзотическое имя — Олор. Мы его уважали. На студенческую скамью майор Худяков сел в сорок пятом, сразу после войны.

На этот раз, наш малопьющий и уважаемый коллега столько выпил, что в седле не держался ни при каких обстоятельствах!

Был вечер, а надо было добраться до промежуточного лагеря. Мы крепко привязали Олора Ивановича проводом к лошади и спокойно продолжали путь.

Подкралась ночь. На отдых устраивались в кромешной тьме…

Утром встали, кое-как позавтракали и побрели в основной лагерь. Лишь километра через три вспомнили, что Олора ночью никто с лошади не снимал, и что утром его в лагере никто не видел.

Бросились назад, начали искать и, наконец, в дальней березовой роще нашли беднягу. Он висел на проводах вниз головой под мирно пасущейся лошадью!".

Я взял бутылку, отхлебнул пару глотков и наткнулся на жалобные, просящие глаза нашей "амфибии". Сердце моё не выдержало и, после одобрительного кивка Кивелиди, я вручил Феде остатки "живой воды".

Странное дело! Этот урка, прикончивший, как минимум, трёх человек, начал вызывать у нас какие-то теплые, может быть, даже дружеские чувства.

В геологии всегда ошивается много зеков, в том числе, отмотавших срок, за тяжкие преступления. Они всегда имеют оправдательные легенды, в которые естественно никто не верит:

"Иду, никого не трогаю, гляжу, — мертвая девочка лежит в арыке.

Ну и понес ее в медпункт…"

Эти истории неизменно вызывали у всех неприятный осадок и еще что-то. Постепенно на первое место выходили качества зеков, важные в условиях экспедиции и относиться к ним начинали иначе.

Часто разговаривая у костра по душам, я пришёл к заключению, что иным наш попутчик Фёдор Гуськов быть и не мог, потому что родился в семье, где основным развлечением отца и матери была водка.

Когда Феде было три года, отец, хохоча, дразнил его, словно щенка, куском хлеба и говорил: "А ну — ка, отними!" Этих простых слов было достаточно, чтобы жизнь мальчика "покатилась по тем самым рельсам, которые приводят в места не столь отдалённые"…

Понимая всё это, мы приняли Федин менталитет к сведению, и не стремились ставить перед ним задач, над которыми бьётся лучшая часть Человечества.

Достаточно того, что в "разведку" с ним мы уже идём…

Воссоединившись с Лейлой, Бабеком и Юркой, мы переодели потерпевшего и начали медленно подниматься по вьющейся тропе.

Через некоторое время Житник приметил рощицу из тальника, спрятавшуюся в уютной лощине. Подойдя к ней, мы обнаружили развалины небольшой летовки. От этого места до перевала было не более пятисот метров.

Посовещавшись, мы решили разбить лагерь. Быстро поставили четырехместную палатку, соорудили очаг, нарубили дров. За это время Юрка завалил тощего и облезшего после зимовки сурка. Наши мусульмане Бабек и Лейла, поморщились и попросили не использовать общей посуды для его приготовления.

Мусульмане не едят сурков, считая их родственниками хрюшек. На самом деле, мне кажется, причина не в родственных связях, а в том, что сурки являются распространителями чумы. Мне говорили, что в начале века от этой беспощадной болезни полностью вымер близлежащий кишлак Анзоб. В его окрестностях, в почвенном слое, я видел тонкий слой извести. После смерти последнего жителя, царские эпидемиологи посыпали негашенкой всю округу. А началось все с простого пастушка.

Он, бедняга, гоняясь за убежавшим бараном, сорвался со скал и здорово ободрал спину. Местный знахарь лечил пострадавшего древним способом, а именно — пересадкой кожи. Он просто-напросто содрал с первого попавшегося сурка шкуру и наложил на рану. К несчастью, сурок оказался чумным, и пастушок утащил в могилу весь кишлак.

Пока Житник разделывал сурка и жарил его в скороварке, Бабек с Лейлой приготовили себе рисовую кашу с бараниной. Поев, мы стали готовиться ко сну. Назавтра было решено подниматься с рассветом.

Я всегда был совой и никогда, даже валясь с ног от усталости, не засыпал до наступления ночи. Лейла заснула, лишь только ее голова прикоснулась к спальному мешку. Я выбрался к догоравшему костру, подбросил пару веток и стал думать о нашем трудном и опасном предприятии.

Меня беспокоило будущее всех моих друзей, отважившихся пойти за золотом. Все ли мы вернёмся назад? Даст ли богатство счастье Феде, Юрке, Лёхе, Сергею, Бабеку, Наташе, мне и Лейле? Ответов не было, и это очень меня удручало…

С запада, медленно выплывали легкомысленные перистые облака — нежные, бледно-розовые, но очень яркие на фоне темнеющего неба. Ниже застыли темно-серые тучи. Перистые облака, уносились на восток и там, в стороне от вечерней зари, казались уже не облаками вовсе, а жалкими помарками. Тучи же степенно двигались на север, становясь, все более угрюмыми и настораживающими…

Я пошел к ишакам. Они сосредоточенно выискивали среди травы остатки нашего ужина. Я отвязал их и повел к ложбинке, сплошь поросшей изумрудными стрелками зеленого лука.

"Странно, что Бабек сразу не оставил их здесь, — думал я, привязывая ослов к забытому чабанами колышку.

А эта вертушка… Что она здесь делает? А если Абдурахманов действительно уже на Уч-Кадо? Юрка, гад, точно устроит гражданскую войну!

Стало темно. Луна повисла над горами. Одна горная гряда отбрасывала тень на другую. Скалы, неприступные в лучах солнца — в лунном свете загадочны. Снег резкими белыми мазками расчерчивает склоны дальних вершин.

Внизу шумит река. Ледник, застрявший на перевале, мерцает таинственным блеском. Небосвод, словно подиум, а звёзды, одна ярче другой и луне приходится прятаться за ближайшей тучкой…

Костер совсем потух, но угли все еще тлели и иногда, то там, то здесь охватывались короткими протуберанцами.

Вдруг очень захотелось спать. Войдя в палатку, я лёг, обнял Лейлу и закрыл глаза. В полудрёме мелькнула последняя мысль: "Скоро разбогатею и стану плавать с моей рыбкой в мраморном бассейне с искусственной морской водой и настоящими пальмами вокруг"…