Руслан Белов - Бег в золотом тумане

Наташа сидела рядом с Житником. Она заснула, и ее голова потихоньку опустилась на Юркино плечо. Видимо, она сделала свой выбор. Приняв обстоятельства к сведению, решила идти не за, убегающим от нее Сергеем, а к идущему навстречу Житнику.

Истинная женщина!

Бабек о чем-то думал. Казалось, что-то камнем лежало у него на душе. И вообще, он был несколько странным. Совсем не обращал внимания на женщин. Не было у него, обычного для всех мужчин, многозначительного взгляда, устремленного в сторону наших прелестниц.

— Наверное, мечтает о жене, — думал я. Как она там, в городе?

Ишаки, забыв об ободранных боках, сосредоточенно поедали густую молодую травку, покрывавшую берега. Им явно было лучше всех…

На следующий день, рано утром мы отправили Бабека за мумие. Километрах в трех отсюда он знал пещерку, в которой было это природное лекарство, чудодейственно сращивающее кости и заживляющее раны. Собственно говоря, мумие — это, высушенный горным воздухом и солнечными лучами, мышиный помет. Стараниями полевок мумие постоянно воспроизводится. Из одной и той же пещеры можно каждые три года набирать примерно одинаковое количество снадобья. Я не всегда верил в лечебные качества мумие, но как-то однажды, играя в футбол, я поранился. Вернее — мне наступили ботинками на кисти обеих рук. Я смазал их мумие и к моему удивлению, уже на следующий день ранки зарубцевались!

Отправив Бабека в горы, мы занялись медосмотром пациента. Он чувствовал себя неплохо, лишь немного жаловался на головную боль.

Поразмыслив, мы выдвинули две версии: Это могло быть следствием сотрясения мозга, или похмельный синдром. От обеих болезней помогает водка, которую Федя и получил в количестве двухсот пятидесяти граммов.

— Эх, мужики! Не бережёте водичку! Что делать будете через неделю, когда все вылакаете? — сказал в сердцах бережливый Юрка.

— В Нагз побежите? Там магазина нет…

— Через неделю мы будем ведрами пить французское шампанское в Душанбе, а может быть — в Москве, а может быть — в Париже… Правда, Федя? — спросил я опохмелившегося больного и продолжил серьезно.

— Не подведешь, дружище? Дотянешь до респектабельного морга?

— Все путем! — Бодрясь, ответил он и, вдруг помрачнев, спросил:

— Слушайте, братва, на хрена я вам? Почему не бросили меня под скалами? Простой вопрос требовал такого же ответа. В голову полезло как всегда патетическое, и я не стал себя сдерживать:

— Понимаешь, Теодор! Бросить товарища — это равносильно самоубийству! Скажу красивее: "Сам погибай, а товарища — выручай!''

Это ЧП — Чудесное Правило было вбито в наши ДД — Детские Души молоденькими и красивенькими вожатыми. Вот такая, брат, чернуха! А вспомни стишки дедушки Корнея:

…"Он пришил ему новые ножки"… Заметьте, товарищ больной, о наркозе ни слова! Вот вам и "добрый" доктор Айболит! Неужели ты, Фёдор, не оказал бы посильную помощь кому-нибудь из нашего отряда?

Молчи, тебе трудно говорить! Я вижу по твоим честным глазам, что ты бы поступил правильно!..

Я разошёлся не на шутку… Федины глазки, затуманенные народной анестезией, глядели на меня, как на Магомета.

— Давным-давно, шли мы с Кумарха через перевал Хоки.

Метель! Снегу — по пояс! Все в изнеможении… Семь часов шли. Один, на самом перевале скопытился от кровоизлияния в мозг… Короче, на самый верх залезли все вместе, а вниз покатились, кто, как мог… Тот, кто покрепче был — вперед ушёл, бросив слабых. Я с Олежкой Бочкарёвым, оказался рядом. Сибиряк в пятом колене. Неплохой геолог. Маленький такой, розовощекий.

Так вот, обошёл он меня, и головы не повернул, потому что мой темп тормозил его. Тащусь, тихонько. Ног не чувствую, потому что отморозил! Наконец, обессилел и упал. Прямо на Бочонка — он поперек тропы лежал и замерзал. Улыбочка на лице блаженная…

"Оставь меня…" — шепчет. Я рассвирепел, глядя на него, надавал ему по щекам и потащил вниз. Откуда силы взялись! Дотащил до машины, полбутылки водки влил ему в горло, а он ничего не понимает, руками-ногами двигает, как будто идет еще. Такие вот дела! Со стороны может показаться, что я его спас. А на самом деле — вид Олежки меня взбодрил и не дал погибнуть!

— Ты заколебал уже всех этой историей, раз пять ее только при мне рассказываешь, — почему-то возмутился Юрка.

— Ты лучше расскажи, как во сне с саблей наголо нас освобождал. Эту историю мы еще не знаем! Ха- ха!

Но я не слышал Житника. Я глядел на Федю: Его подбородок дрожал, по небритым щекам катились слёзы, и вдруг с хрипотцой, так напомнившей голос Высоцкого, Федя запел:

…"Парня в горы тяни, — рискни, не бросай одного — его"…

Мы в первый момент остолбенели, а потом стали подпевать ему…

Когда пришел Бабек с мумие, Наташа осторожно смазала раны новоиспечённого барда и граммов двадцать заставила проглотить.

После такой интенсивной терапии он вновь уснул.

Ишаки к этому времени были навьючены. Один из них, Пашка, ходил счастливым — его вьюк был сегодня в три раза легче, чем у его коллеги. Но лишь до тех пор, пока мы не водрузили на него Федю. Идти нам оставалось совсем немного и по хорошей тропе. Через полчаса мы вышли к реке Кумарх, а еще через час неспешной ходьбы по ее берегу — к речке Уч-Кадо. Отсюда, до подножья скал, в которых прятались штольни Уч-Кадо, было рукой подать,

Подойдя к устью Кумарха, я объяснил Бабеку, зачем мы идём вверх по Уч-Кадо, к штольням. Выслушав наши доводы, Бабек сразу же поинтересовался насчет своей доли и, получив демократичный ответ, радостно сказал:

— Очень хорошо, мне много денег нада — еще два молодой жена покупать буду, болшой дом строить буду!

Радость его не уменьшилась и после нашего рассказа о конкуренции Абдурахманова. Он заулыбался еще шире и предложил отправить его на прочесывание окрестностей Уч-Кадо. Получив согласие, сразу же ушел вверх, в скалы. Мы решили дать ему время на обстоятельную разведку. А сами сели пить чай.

В самом начале чаепития на правом берегу Кумарха, под бывшей вертолетной площадкой Тагобикульской партии появилась небольшая, баранов в тридцать, отара, охраняемая парой облезлых, разноцветных волкодавов и несколькими мальчишками. Заметив нашу компанию, они сначала рассматривали нас минут пятнадцать, затем повернули стадо и спешно удалились. Наверняка эта отара была из ближайшего селения.

Название этого живописного кишлака, раскинувшегося на правом берегу Ягноба, чуть выше устья Уч-Кадо, я точно не помнил.

Кажется, он назывался Дехиколоном.

Многие его жители, голубоглазые потомки согдийцев, работали на кумархских штольнях горнорабочими. Конечно же, завтра утром они заявяться в гости, и им придется объяснять, что мы здесь "потеряли".