Руслан Белов - Бег в золотом тумане

Когда я проснулся, солнце только выплывало из-за гор. Сердце бешено колотилось, волосы были мокрые, спальные принадлежности скручены, словно канаты… Я не стал делиться своей ночной феерией с Лейлой, так как был уверен в том, что ей будет неприятно узнать о моём глумлении над её матерью и тётей. Одно я знал точно! Фатима что-то задумала!

Оставив в лагере Бабека и Лейлу хозяйствовать, мы ушли на штольни. Ишаки везли взрывчатку, чайные принадлежности и кое-что из еды. Предусмотрительный Серёга взял с собой пару пачек матерчатых пробных мешочков и небольших полиэтиленовых пакетов, найденных среди Фединых запасов. Шли мы около получаса. И вот мы стоим на узенькой площадке перед обрушенным устьем штольни.

Короткая, метров сорок и узкая, метр тридцать на метр шестьдесят, эта выработка была сделана ручным способом, то есть шпуры пробивались молотобойцами с помощью кувалды и зубила. О силе молотобойцев тех лет до сих пор ходят легенды. Маленький и щупленький подручный после каждого удара поворачивал зубило на 90 градусов. А молотобоец, стоя на коленях, бил со скоростью тридцать ударов в минуту. Ослабев, они менялись местами, но работа отнюдь не замедлялась. Отбитую породу нагружали в вагонетки и вручную катили к отвалу. Все это совершалось в тусклом свете карбидных ламп и без принудительной вентиляции. Двадцатью годами позже, на Кумархе, мы работали с помощью всякой техники — перфораторов, погрузочных машин, электровозов и мощных вентиляторов. Длина штолен была больше километра, а сечение — 6,4 квадратных метра, т. е. в три раза больше, чем здесь на Уч-Кадо.

Проходчики — крепкие, гордые и чуточку шебутные ребята. После обвала мужественно собирают в вёдра, останки коллег, нарушивших правила техники безопасности…

А как захватывает работа погрузчика! Это забрызганное грязью страшное стальное животное, яростно мотая ковшом, с грохотом и визгом наезжает по рельсам на отбитую породу и, набив ею пасть, легко перебрасывает через себя в вагонетку!

А как щекочет нервы поездка по неосвещенной штольне на буфере последней вагонетки? Состав с грохотом мчится на огромной скорости, ветер бьет в лицо, вагонетки раскачиваются… Время от времени луч фонарика шахтёрской каски вырывает из темноты бревна крепления, соединительные коробки, трубопроводы. И надо от них увернуться, но не всегда это получается!

И тогда: "бум" и "та-та-та" — каска весело скачет сзади по рельсам и шпалам!

А сделать первый забой в руде? Это — охота! Ведешь штрек по рудной зоне, несколько метров в день — ничего нет, пустая жила, барабан… Пробиваешься дальше и твердишь: "Должна быть руда, должна!"

Через день или два, в четыре часа утра, стучат проходчики в дверь твоего кубрика и говорят, посмеиваясь: "Беги! Да пошустрей! Там все блестит от стенки до стенки!"

И вот я опять здесь… Но уже в качестве "Джентльмена удачи". Будь моя воля, я и сейчас, не раздумывая, предпочел бы стабильные: 175 рублей, плюс 40 % высокогорных, 40 % полевых, 15 % районных и на все это — ещё 10 % подземки.

Штольня была завалена капитально. Федя, удобно устроившийся на согретом солнцем отвале, пояснил:

— Полпачки на устье угробил! На десятник завалено, как в аптеке!

— А ребят, убивец, где бросил? — спросил я с, накатившим вдруг, отвращением.

— Там они, под завалом!

— Сам, сука, хоронить будешь!

— А что, схороню в натуре, не впервой! Ты речь скажешь, Наташка слезу пустит, по горсти землицы в могилку бросим, — пытался шутить Федя, но замолк, придавленный нашими злыми взглядами.

— Хватит болтать, орлы! Тут работы на целый день — и это в лучшем случае. — Сергей был прав. Федя не скрывал от нас своих "подвигов", и нечего свирепеть от его молотьбы. Надо работать!

— Будем вкалывать парами. Начнем я и Черный. А ты, Юрик, по мере надобности будешь подменять кого-нибудь из нас. А пока шлепни пару сурков. Печень, к примеру, в эти полиэтиленовые мешочки положи, и этикетки прикрепи. Для отвода глаз будешь у нас противочумным врачом. И чтобы инструменты твои хирургические на виду были. А ты, Наташа, набери травки всякой и тоже в мешочки уложи, красиво и аккуратно, чтобы сразу было видно, что ты у нас ботаник — аспирант.

— Надо понимать, мы тебя "товарищ начальник" должны называть? — хищно сузив глазки, съязвил Юрка.

— Или предпочитаешь — "господин управляющий"?

— Ну а что? Валяйте. Если мы тут партию изображаем, кто-то должен быть начальником. Или, может быть, ты хочешь им быть? И что тогда будет? Черного в Кальтуч за пробами отправишь? Или куда подальше?

— Кончай, Серый! Твой прирожденный талант руководства заслужил мое восхищение и лично я обеими руками голосую за "Ваше святейшество", — решительно сказал я и, улыбнувшись, спросил:

— Послушай, когда ты сказал "начнем с Черным, ты, наверное, ишака имел в виду?

— Тебя дорогой, тебя. Ишак в штольню не пролезет.

— Благодарю! Оправдаю доверие ценными мыслями. Вот первая: Выдавать Юрку за врача — противочумника — несерьёзно. Его здесь каждая собака знает! Пусть Наталья по совместительству сурчиным ливером заведует.

Другая ценная мысль: давай не будем весь завал разбирать — на это уйдет несколько дней. Мы проделаем только лаз, чтобы на четвереньках можно было до золота добраться, а там — посмотрим по обстоятельствам. Может, металла и нет вовсе… Потом можно расширить проход, если потребуется.

— А как камни будем вытаскивать? На веревочке за собой?

— Да нет! Штольня, наверняка, не всплошную села, а участками. Будем породу складывать в неповреждённых частях выработки. А то, что Федя на устье наворочал, мы сейчас вмиг в речку скинем. Благо, палатки в стороне, на них не покатится…

— Что же, давай, начнем, — пробормотал Сергей и вдруг рассмеялся.

— Ты чего? — посмотрел я на него с подозрением. — Назначению радуешься?

— Да нет, конечно! Представь, Черный, своё и моё лицо: спускаемся в штольню, а там — "нуль пишем, два нуля на ум пошли"!

Неожиданно его смех скоропостижно угас. Он застрял в медленно сомкнувшихся губах, которые скорбной скобочкой украсили вытянувшееся лицо.

И было отчего: где-то за горами, скорее всего в районе перевала Арху, появилось слабое, ненадолго смолкающее, тарахтение. Через минуту стало казаться, что оно раздается отовсюду. И что это не один вертолетик, а целая эскадрилья! Казалось, еще минута и мы навсегда нырнём в "океан тихого помешательства".

Мы понимали, что соло одного вертолета отражается скалами и превращается в хор, но всё равно страдали!

Постоянное ожидание, постоянные поиски в небе этого "Дамоклова меча" сделали свое дело — нам срочно требовались положительные эмоции.

Звуки длились минут пять, но вертолет не появился. Более того, тарахтение смолкло, как будто какой-то небесный оператор вырубил динамик.