Руслан Белов - Бег в золотом тумане

— Не было! Васька — тот вовсе от баб подальше держался. Корешки трепали, что в городе его какая-то аппетитная немочка охмуряла, домой все зазывала. А он, вроде не отказывался. Хряпнет пару мерзавчиков и в аут! До утра храпит промеж её тёплых сисек. И все потому, что на подлодке матросил. А второй замоченный — и без моей помощи сдох бы от цирроза через месяц, или в горячке через два. Себе они были не нужны, а я думай о них?! Мусор! Я и себя то не больно когда жалел!

Наконец — то Федя показал своё настоящее лицо! И я не упустил случая поговорить с ним о будущем:

— Вот скажи мне, Фёдор, только откровенно! Каковы наши шансы дожить до старости и нянчить внуков? Я знаю, что наша встреча — это не игра случая, а изощрённо сыгранный тобою спектакль. Пройдёт несколько лет, и ты расскажешь очередным лохам о нас, убогих, которые портили, извиняюсь, воздух около тебя? А ты, как я понял, подрядился санитаром работать! Марафет взялся наводить!

Федя как — то странно взглянул на меня, криво улыбнулся и выдал:

— Если ты, Чёрный, будешь своим спиногрызам мозги квасить так же, как мне сейчас, они тебя в дурку упрячут и правильно сделают!

— Браво! Хорошо сказал. Обнадёжил! Спасибо! Теперь я знаю, кого мне опасаться! А ведь я засомневался в тебе!

Знаешь что? Расскажу-ка я тебе стихотворение. Один странствующий монах зарифмовал безобразия, творящиеся в его стране. Крик его души дошёл до нашего времени из мрачного средневековья! Не знаю, дойдёт до тебя или нет! Но всё равно, слушай!

Когда я говорил последнюю фразу, закрыл глаза, чтобы никого не видеть. Было такое ощущение, что эти строчки написаны не в глубине веков, а только что, и с одной единственной целью — вывернуть нас всех наизнанку! В душе каждого, я уверен, было смятение. Я это чувствовал, как никогда остро. Все молчали. Причём очень долго.

Первой заговорила Наташа.

— Убийцам и всякой мрази надо красить головы в несмываемый красный цвет! Пусть отличаются от нормальных людей!

Все посмотрели на Федю…А Сергей подошёл к нему, взял за грудки, притянул к себе и ласково сказал:

— А тебя, дорогой мы выкрасим с головы до ног! Был Гусём лапчатым — станешь Петушком гамбургским!

До этого момента Федя терпел все наши упрёки, но когда Кивелиди назвал его петухом, взорвался…

— Вы чё, в натуре, мужики! Задолбали! Знали ведь, что свидитесь с моими жмуриками! Лучше порешите меня, шакала! Смойте кровью моё паскудство! Только лепить горбатого мне не надо!

Все молчали.

А — а - а! не хотите свои крючья марать! Тогда чёрт с вами! Красьте! Я согласен! Хоть сейчас!

Федя бился в истерике, но жалости не вызывал.

А Наташа добавила:

— А тех, кто животных убивает, надо пачкать зелёной краской.

Я её поддержал:

— Идея мне нравится. Представьте — идут по улице внешне приличные люди, а головы у них красно — зелёные!

Сразу же в моду войдут очки на всю "харчевню" или какие-нибудь шляпы с вуалькой!

Сергей сморщился и жалобно констатировал:

— Черного хлебом не корми, а дай Слово молвить!

Измучил ты нас своими кроссвордами! Перевернул всё внутри! Не надо так делать! А не то я повернусь и уйду. И на золото наплюю!

Дождись, когда куча ''зелени" будет лежать у нас в кармане, тогда хоть о Юрском периоде рассказывай!

— Ты, Серый, зануда. Не можешь понять простых вещей! Мне

Федя поднял настроение до невиданных высот! Ты порадуйся!

Но Кивелиди молчал. Он не мог вычислить источник моего, мягко говоря, нездорового энтузиазма. А я просто не хотел жить по принципу:

" Нашёл — молчи, потерял — молчи!"

И, чтобы раз и навсегда избавить друга от депрессии, я вытянул руку вперёд ладонью вниз, развёл пальцы веером, растопырил ноги и голосом всенародно любимого Муслима ибн Магометовича Магомаева запел:

Ну, как? Лейла смотрела на меня с восхищением. У Житника и Феди лица остались прежние, то есть — хмурые. Серёга, улыбаясь, махнул на меня рукой:

— Ладно, чеши, пока есть здоровье! -

А Наташа заказала ещё спеть о любви. Я хитро прищурился и начал:

— Пролог геолога: Ты красивая женщина! А была бы ещё красивее — потеряла бы что — то Земное. Это закон природы! Один мой приятель, увидев совершенную красавицу, воскликнул:

"Безнадежно, безнадежно красивая". И добавил: "Красота должна быть с изъяном". А теперь слушай…

Наташа ожидала чего-то более лиричного. Но я не оправдал её надежд. Юрка, заметив огорчение на лице девушки, зашипел:

— Давай, топай отсюда! Смотришь на нас со своей "кривой колокольни" и ни шиша не видишь! Мы тебе не козявки, а люди! И кое — что видели в жизни. Не такие, как ты ломали себе шейки!

Я понимал, что Юрка не тот человек, который может оценить поэзию вагантов, да ещё в моём исполнении, поэтому не стал с ним дискутировать о том, что я "вижу со своей колокольни".

Я подкрался к предыдущей "жертве своего длинного языка" и с энергией, достойной лучшего применения, затеял разговор по душам…

— Федя, милый, давно хотел тебя спросить, — ты знаешь, для чего нужны насечки на твоей чайной палочке?

— Не знаю. Веревочки, наверное, разные для нужды какой накручивать.

— Не веревочки, кормилец, а кое-что очень похожее. Эту деревяшку чабаны наверное потеряли. У каждого есть такая палочка.

Я тебе сейчас всё расскажу: Сижу как — то у них в юрте, горячими лепешками, мясом жаренным объедаюсь. Парная ягнятина — пальчики оближешь! А перед лицом палочка, как у тебя, болтается на ниточке.

Я спросил чабана, что это такое. И он, улыбаясь, объяснил: "Это, — говорит, — палочка чтобы ришта наматывать. Червяк такой есть, тонкий и длинный, метр почти. Живет под кожа у человек, и один раз в год из нога вылезает яичка ложить". И пояснил мне, что если начнешь руками этого червяка наружу вытаскивать, он рвется сразу и дохнет… Нежный гад! А остаток в ноге начинает гнить. И хана тогда человеку… А палочка эта — выручалочка. Вылезет червяк на сантиметр, а чабан обернет его нежно так вокруг палочки и привяжет ее рядом с червячной норкой к ноге. И так: сантиметр за сантиметром, день за днем, пока всего не вытащит! Ну, пока, дорогой… Как говориться — приятного аппетита! Палочку-то не выбрасывай. Пригодится…