Владимир Казаков - Время в долг

Речь инженера угомонила горячие головы, и прения вошли в спокойное русло. Меньше стало голословных обвинений, обнажались скрытые пружины, сбивающие ритм работы отряда.

И почти все в выступлениях осуждали методы руководства администрации.

– Кто тут отчитывается, партком или штаб? – повернулся Терещенко к Аракеляну. – Вам не кажется, что обсуждают действия командира? Примите меры.

– А вы уверены в безгрешности коммунистов штаба? Или вы сам не член парткома?

Терещенко пожевал нижнюю губу и отвернулся.

Два часа люди высказывали наболевшее, признали работу парткома удовлетворительной и без перерыва приступили к выдвижению кандидатур в новый состав.

Зачитали фамилию Терещенко.

В зале тихо.

– Есть отводы?

Привстал и снова сел Романовский. Несколько голов повернулось в его сторону, посмотрели и отвели глаза.

…Романовский вспомнил, как юношей в белорусском лесу полз навстречу пуле немецкого снайпера, зная, что его желтый кожух на снегу – отличная мишень. Знал, что каждую секунду может быть убит, и все-таки полз, полз, чтобы, выстрелив, враг обнаружил себя… А тут ведь не враг – сидящий в президиуме Терещенко – просто недалекий человек, карьерист. И не убьют тебя, если встанешь и скажешь правду, всенародно скажешь то, о чем давно и с болью думаешь. Почему же так трудно подняться? Не потому ли, что боишься, как бы твои слова не посчитали личной местью? Почему, безмолвно потупясь, сидят рядом обстрелянные фронтовики, не раз убегавшие недолеченными из госпиталей снова туда, где шел бой? Неужели за Родину в общем смысле легче драться, чем за себя, за небольшую группу товарищей? Что за чертовщина, когда и где ослабели наши души, не тогда ли, когда распались отряды, роты, полки, и емким словом «коллектив» начали, как щитом, прикрываться терещенки? В опасные для Родины дни рисковали жизнью, а теперь не имеем сил рискнуть карьерой! Да и кто он, пришедший не «снизу», не «сверху», а «сбоку»? Бог, царь? Нет, у него не трон, а всего лишь мягкое кресло в отдельном кабинете. Развенчали бога, сместили царя, а что-то гниловатое, верноподданническое осталось, затаилось внутри, еще не выветрилось шквалами бурных освежающих событий, капелька осталась, она не так тяжела, чтобы поставить на колени, но еще довольно весома, чтобы не дать встать и бросить резкое правдивое слово. Вставай! Вставай же, Романовский! Те, слева и справа, уже не встанут, у них не капелька – гиря. Те, которые поднялись, – уже сказали свое слово в прениях. Теперь ты должен встать!. Снайпера нет, тебя не убьют, ты сейчас же встанешь…

– Прошу слова!..

Романовский рассказал об истории с Пробкиным, о себе и своих отношениях с командиром отряда, поведал о том, как Терещенко подслушивал по селектору беседу генерала с командирами подразделений, и предложил Кроткому подтвердить.

– Все правильно. Селектор включил я, когда в комнате еще никого не было, – сказал Кроткий тихо, но твердо. – Об этом знает и оператор контрольного пункта.

Романовский привел примеры, как Терещенко «приручал» местком, доказал промахи командира в руководстве, осудил барство в обращении с подчиненными.

Представитель райкома очень внимательно слушал Романовского, а когда тот кончил, спросил:

– Вы хорошо подумали, прежде чем говорить?

– Я использую право агитации до голосования.

– А понимаете, что, если ваш командир не войдет в партком такой большой организации, он морально не сможет руководить отрядом?

– Морально? Боюсь, он забыл смысл этого слова.

После речи Романовского в зале висела тишина. Представитель райкома пожал плечами. А под сводом зала затрясся возбужденный тенорок заместителя командира отряда, суетливого, в кителе с ватными плечами. Фамилии его почти ни кто не знал – называли просто «зам».

– Личная месть! – Он вскочил, китель перекосился в плечах. – Необоснованный выпад! В чужом глазу видна соринка, в своем неразличимо и бревно!

– Пусть решают коммунисты! – нервничая, ответил Романовский и сел.

– Дайте мне сказать!

Приглашенный жестом председателя зам вышел на трибуну.

Терещенко не смотрел на людей. Он уставился на крошечную букашку, ползущую по скользкому боку графина, и думал: сорвется или нет? Если сорвется, он поднимет ее опять. Хотя вряд ли удастся поднять отяжелевшими руками…

Зам говорит длинно и монотонно. А букашка лезет к пробке! Наверное, на ее лапках присоски. Никогда не думал, что у зама такой нудный голос… Но это уже говорит не он! Кто?.. Кажется, инструктор райкома партии. А сейчас?

– Вы помните ледяную стужу прошедшей зимы? Я по приказу коммуниста Терещенко выгнал своих пилотов на аэродром копать в мерзлой земле ямы для креплений самолетов. А ведь люди были в ботиночках и форменных пальто! И хотя вовремя вмешался председатель месткома, восемь человек вышли из строя, взяли больничные листы. Восемь пилотов! А кому летать? И вы думаете, командир понял свою ошибку? Нет! Он кричал на больных и на врача: «Симулянты! Уволю!»

«Да ведь это Кроткий! – удивился Терещенко. – Мой выдвиженец Кроткий? Не может быть!»

– Ты бы эскаватор посадил в кабину! – крикнули Кроткому из зала. – Сам-то сделал вывод?

– Стараюсь, а что из этого выйдет, не знаю.

«Знаешь, все знаешь! Ничего хорошего для тебя не выйдет. Козыри не те выбрал, Кроткий. А букашка ползет. Она уже на пробке графина… Стой! Зачем?» – чуть не крикнул Терещенко вслух, когда чья-то рука выдернула пробку и наклонила к стакану графин. Забулькала вода, и голос председателя собрания начал считать:

– За – сто шестьдесят! Кто против? Раз, два… Против шестьдесят восемь. Воздержавшихся?.. Двадцать четыре! Итак, по большинству голосов коммунист Терещенко проходит в список для тайного голосования.

Терещенко поднял голову и встал, когда выбрали счетную комиссию и объявили перерыв. На этот раз он ушел в свой кабинет, снял телефонную трубку прямой связи с Приволжским управлением ГВФ. Пока соединяли, он сидел, барабаня пальцами по краю стола. Встрепенулся, когда в трубке послышался голос начальника управления, старого друга, помогшего когда-то выбраться из «медвежьего угла».

– Вася?.. Угадал. Да, я тебя беспокою… Здравствуй!.. Как сажа бела… Нет, дома все в порядке. А у тебя?.. Привет Елене Ивановне и Оленьке… Извини, я по делу. Парторг собирает против меня кворум. Копает!.. Да нет, не чувствую, а уже слышал прямые и безответственные выступления… Суть вот в чем… – И Терещенко торопливо рассказал о ситуации, сложившейся на собрании. – Из твоего политотдела здесь человек сидит, словно в рот воды набрал, ты сказал бы ему пару слов, пусть кой-кому мозги вправит!.. Какой план?.. А-а, выполняем по всем показателям – готовь благодарность, и знамя, наверное, у казанцев отберем!.. Что?… Нет, не читал… Лучше поздно, чем никогда… Так позвать твоего политика? Дай ему инструктаж… После трудно будет исправить!.. Прочитаю, прочитаю. Ты… Алло! Алло! – Терещенко тихо положил трубку на рычаг. – Ишь ты, не стал разговаривать…