Леонид Платов - Каменный холм (сборник)

— На стенах города могли быть и женщины. Один из греческих историков, современник Александра, свидетельствует, что женщины в Согдиане сражались бок о бок с мужчинами…

— Значит, история с затонувшим городом достоверна?

— Этому верят не все… Однако я слышала, что в полдень в ясную погоду удается видеть развалины на дне.

— Я бы очень хотел их увидеть, — пробормотал Федотов.

Он сидел вполоборота к девушке и задумчиво смотрел на белый гребень пены, след за кормой.

— Родные горы подоспели на помощь, — продолжал он, как бы думая вслух. — Мгновенье — и отважные защитники города вместе с ним ушли вглубь от поражения и плена.

— О! Вы так понимаете легенду? — Максумэ быстро повернулась к нему. — Я понимаю иначе. Горы, по-моему, изменили им. Подумайте: три года подряд держаться против армии Александра, выстоять — и вдруг погибнуть от какого-то подземного толчка!..

— Вы сами сказали, что они предпочли бы смерть плену.

— И все-таки мне жаль их. Разве вам не жаль? В детстве, когда я слышала эту сказку, то воображала себя на стенах осажденного города рядом с его защитниками… Да, вы угадали. Только в руках у меня было не копье…

— А что же?

— Какой-то особый прибор, с помощью которого можно повелевать стихиями. Я предотвращала землетрясение… Вам странно, что принимаю эту старую историю так близко к сердцу?

— Что вы! Нисколько!..

— Но ведь мы, таджики, — потомки древних согдийцев, — пояснила Максумэ, словно бы извиняясь за то, что с таким волнением рассказывает о землетрясении, случившемся более двух тысяч лет назад.

Она помолчала.

— Наверное, из-за этой истории я решила стать сейсмологом. Иногда трудно понять, почему человек выбирает ту или другую профессию…

— Это верно.

— А вот и Каменный мост… Сойдем здесь?

— Нет, нет, — испугался Федотов. — Я прошу вас. Ну, пожалуйста!.. Мы доедем до конца — до Бородинского моста.

— Однако вы хорошо разбираетесь в остановках, — лукаво сказала девушка. — А говорили, что не ездили на речном трамвае…

От воды потянуло прохладой.

Солнце уже село. Москву все больше окутывала синева сумерек. Город постепенно терял четкость очертаний, как бы медленно отдаляясь, уплывая в ночь. Поверхность реки стала однообразной, пепельно-серой.

Но вот зажглись уличные фонари, осветились окна в домах на набережной. Тотчас же по воде поплыли длинные желтые зигзаги и множество маленьких разноцветных веселых квадратиков. Москва-река надела свой вечерний наряд — темно-синий, в блестках.

— И вы надеетесь когда-нибудь предотвращать землетрясения? — спросил Федотов, доверчиво глядя на гордое крылатое лицо, неясно белевшее в полутьме.

— Предотвращать?… Нет. Предугадывать!.. Теперь-то я понимаю, что вмешиваться в грандиозные тектонические процессы не под силу человеку. Пока не под силу… Но можно и нужно добиваться того, чтобы отвести… Как это говорят военные? Да, "отвести угрозу внезапности", нависшую над мирными городами, поселками и деревнями. Ведь самое страшное в землетрясении — это внезапность, то, что землетрясение всегда застает врасплох. А нет на свете ничего страшнее растерянности, паники… Заметьте: землетрясения часто бывают ночью или на рассвете. Некоторые люди погибают во сне, другие не успевают выбежать из домов, прыгают из окон, спросонок мечутся по узким коридорам, топча, давя друг друга. И в довершение всего вспыхивают пожары, которые некому тушить… А каково тем, кого катастрофа застает и пути? Поезда стремглав летят под откос, неожиданно поднявшаяся волна топит пароходы… И все это происходит в мгновенье ока! В одно короткое грозное мгновенье!..

— Но как предугадать это мгновенье?

— Мне еще не вполне ясно это. Но я рассуждаю так. Научились же метеорологи предупреждать заранее о надвигающихся холодах, о наводнении, урагане и других стихийных бедствиях. Люди заглянули в высокие слои атмосферы, в глубь океана. Почему же они не могут заглянуть в недра земли? Вернее, не заглянуть — не то слово, — прислушаться к тому, что творится в недрах земли.

Максумэ вытащила из "Курса сейсмологии" карандаш, служивший закладкой, и подняла его, держа навесу обеими руками.

— Нагнитесь! Поближе! — скомандовала она. — Вот я стараюсь сломать карандаш. Я гну его. Раздаются похрустыванья, треск. Вы слышите?

— Да.

— То же происходит и перед землетрясением в толще земли. Все жмется, шуршит, скрипит. Мощные пласты толщиной в десятки, сотни метров прогибаются, как этот карандаш в моих руках. Хруст и шорох нарастают, приближаются…

— Шаги катастрофы, — шепотом подсказал Федотов, увлеченный описанием землетрясения.

— Да, шаги… И вот — крак!.. Пласты не выдержали чудовищного напряжения. Катастрофа! Надлом!

Она швырнула обломки карандаша за борт.

— До сих пор сейсмологи шли только по следам катастрофы. Спору нет, изучение землетрясений имеет большое теоретическое и практическое значение. На лекции наш профессор уподобил землетрясение фонарю, который зажигается на мгновенье и освещает недра земли. Но этого мало. Мне, например, мало. Я хочу заглянуть в будущее, хочу опередить катастрофу.

— Кажется, начал понимать. Пограничные заставы на путях катастрофы?

— Выразились очень удачно. Да, своеобразные пограничные заставы. Длинная вереница специальных сейсмических постов в угрожаемой зоне. Мы будем там охранять наши города, мирный труд, отдых, сон наших советских людей, чутко прислушиваясь к таинственным подземным шорохам. В случае опасности сразу же оповестим о ней, чтобы можно было приготовиться. Укажем час землетрясения, определим его возможные размеры и эпицентр… Если опасность известна, более того, высчитана, измерена, — это почти уже не опасность.

— Когда же будет так?

— Ну, не знаю. Может быть, в 1956 году. Или в 1960-м.

Даже в темноте видно было, как сияют глаза Максумэ. Такая — оживленная, порывистая, словно сбросившая оковы замкнутости, — она еще больше нравилась Федотову. Юноша подумал о том, что даже некрасивые выглядят красивыми, когда говорят о любимом деле, о своем призвании. Но что же сказать тогда о такой красавице, как Максумэ?…

Первой опомнилась девушка.

— Я совсем заговорила вас! — Она со смущенным смехом отодвинулась от Федотова. — Бедненький!.. Я просто думала вслух.

И со свойственной ей стремительностью меняя тему, воскликнула:

— Поглядите-ка налево! Это Парк культуры и отдыха! Хорош, правда?

Слева по борту проплывали купы деревьев и сверкала гирлянда огней. Река повторяла прихотливый световой зигзаг. Желтые огоньки всплывали по пути катера, как кувшинки со дна.

С берега донеслась песня, — по воде звук летит очень далеко.

В то лето экраны столицы обошел новый фильм "Цирк". И всюду — в парках, в метро, в трамвае — москвичи напевали полюбившуюся им песенку из фильма. (Впоследствии ее начальные такты стали позывными наших радиостанций.)