Юрий Корольков - В катакомбах Одессы

— Нет, Павел Владимирович, не застала его… А вот Яша Гордиенко, ну, просто прелесть! Иду на связь, робею даже, а он вот такой. — Тамара подняла руку на уровень своего плеча. — Шустрый, глаза горят — огонь парень.

Связная рассказала все, что Гордиенко просил передать Бадаеву. Владимир Александрович сосредоточенно слушал, все так же подперев подбородок ладонью, и механически повторял: «Так… так… так…»

— Все это очень важно… Пожалуй, еще успеем на вечернюю связь. — Бадаев, взглянув на часы, заторопился, позвал радистов: — Глушков, Неизвестный — на связь! Выход через двадцать минут… Предупредите дежурного, пусть выделит охрану.

Для связи с Центром каждый раз требовалось подниматься на поверхность. Сквозь мощную толщу земли радиоволны не выходили в эфир, Москва не слышала катакомбистов, вот и приходилось совершать рискованные рейды в открытую степь.

Распределив между собой громоздкую ношу — радиостанцию, батареи для питания передатчика, брезентовую палатку, группа катакомбистов приготовилась к выходу на связь с Москвой. К Бадаеву подошла Тамара Межгурская, тоже одетая по-походному — в ватных штанах, в телогрейке, солдатской шапке-треухе. На ногах кирзовые сапоги. Ростом она была значительно ниже Шестаковой, потому и прозвали ее в отряде Тамарой Маленькой.

— А мне можно с вами, Павел Владимирович? — спросила она. — Немного подышать воздухом…

Женщины из отряда иногда ходили с группой обеспечения на связь с Центром. Они выпрашивали у Бадаева разрешение хоть часок провести в ночной степи, поглядеть на звезды, полной грудью вдохнуть свежий воздух. Каждой хотелось хоть ненадолго избавиться от разъедающей сырости катакомб, где детонаторы и запалы для гранат приходилось держать за пазухой, о которых партизаны заботились больше, чем о своем здоровье. Когда выпадала возможность подняться на поверхность, женщины, как рядовые бойцы, лежали на стылой земле, прислушиваясь к степным шорохам, к голосам румынских патрулей, несли охрану рации до тех пор, пока Бадаев не давал сигнал отбоя. Порой завязывалась перестрелка с жандармами, но зато можно было дышать, дышать живительным воздухом, которого так не хватало в катакомбах.

На этот раз Бадаев отказал Тамаре Маленькой.

— Знаешь что, — возразил он, — пусть лучше Галина пойдет. Ей это нужно. Не возражаешь?

Конечно, Межгурская не возражала. Как это она сама не догадалась…

Это было недавно. Двух недель не прошло, как погиб муж Галины Марцишек. Был он моряком торгового флота, штурманом дальнего плавания. Ему бы ходить да ходить по морским просторам, а пришлось укрываться в холодных и мрачных катакомбах. В партизаны моряк ушел вместе с Галиной, худенькой, веселой комсомолкой в красной косынке, из-под которой выбивались непослушные, коротко стриженные волосы. И вот так случилось — он погиб в первом открытом бою с карателями…

Взрывом фашистской комендатуры, взрывом дамбы на Хаджибейском лимане непокоренная Одесса заявила врагам о своем существовании. Но это были только первые взрывы. Летели под откос поезда с военными грузами, эшелоны с войсками, взрывались на минах грузовики и легковые машины, взлетали на воздух мосты на шоссейных дорогах. И все это делали партизаны, ушедшие в Одесские катакомбы. Они прозвали себя катакомбистами…

Тайная полиция из гестапо и сигуранцы оказалась бессильна справиться с партизанами. Для борьбы с ними привлекли полевые войска. Но и это не помогло. Катакомбисты умело обходили военные патрули, появлялись то там, то здесь, взрывали поезда, нарушали связь и снова исчезали в глубине катакомб. Тогда и решили каратели разгромить, уничтожить неуловимых партизан в их подземном укрытии.

Холодным ноябрьским утром в катакомбах объявили боевую тревогу — передовые посты сообщили, что к главному входу приближаются отряды карателей. Бой длился без малого трое суток. Первые атаки отбили сравнительно легко — каратели подорвались на минах и отступили. Тогда появились пушки и прямой наводкой стали бить по главному входу. Каратели подошли совсем близко, вот-вот они могли ворваться в катакомбы. Навстречу им с гранатой в руке бросился муж Галины. Он упал перед входом, сраженный пулей, но враги отступили, атаку снова удалось отбить.

Штурмана принесли в пещеру-госпиталь, и Галина первой склонилась к нему, еще не зная, кто это. Откинула с лица край плащ-палатки и при свете керосинового фонаря узнала убитого…

С тех пор словно подменили Галину Марцишек. Никто больше не слышал ее задорного смеха, она сделалась молчаливой, постоянно уединялась, куда-то исчезала, вероятно, ходила к дорогой ей могиле, а потом появлялась на людях бледная, с заплаканными глазами.

Бадаев сказал Тамаре Маленькой:

— Ты предупреди Галину, пусть собирается. Сегодня пойдем на пятую шахту…

Вскоре Бадаев подал команду выходить на задание. Один за другим партизаны исчезали, словно проваливались во мрак катакомб. Только огненные точки мерцающих фонарей указывали их путь. Но вот группа вышла к штольне, свернула вправо, и гирлянда фонарей, похожая на светящуюся телеграфную ленту Морзе, начала сокращаться. Мелькнул последний фонарь, и в провале штольни, куда ушли партизаны, снова воцарился безмолвный мрак.

Пройдя несколько километров, группа остановилась перед выходом на поверхность, укрылась за каменным столбом, подпиравшим низкие своды штрека. Бадаев приказал подвернуть фитили горелок и выслал вперед разведку. Ушли Иван Петренко и Анатолий Белозеров, остальные стояли молча в непроглядной тьме. Бадаев запретил даже курить — табачный дым могло вынести на поверхность, предупредить карателей, если они притаились где-то впереди.

Время тянулось мучительно долго. Наконец из темноты выступил Белозеров. Шепотом доложил — на поверхности тихо, можно идти, Петренко продолжает вести наблюдение.

Сержант-пограничник Анатолий Белозеров присоединился к отряду совсем недавно, уже в катакомбах. Свой первый бой с немцами он принял на заставе утром 22 июня. Потом было ранение, плен. Через несколько дней Анатолий бежал из лагеря, долго пробирался к своим, а фронт все отходил и отходил на восток. Так и дошел он до Фоминой балки под Одессой, где у него жили родные. В ту же ночь, узнав про партизан в катакомбах, ушел к ним, не успев толком поговорить ни с матерью, ни с отцом. Времени хватило только на то, чтобы помыться да переодеться в штатское — старая одежда пообносилась, превратилась в лохмотья. Под утро Белозеров был в катакомбах, пришел с партизанской разведкой, заходившей в Фомину балку.

Павел Бадаев внимательно присматривался к пограничнику, и тот все больше ему нравился. Белозеров как-то очень легко умел ладить с людьми и в то же время, когда было нужно, умел настоять на своем. Всегда ровный, спокойный, исполнительный, не унывающий, он будто не замечал тягот подземной жизни. В схватках с карателями показал себя в меру осторожным, смелым, но совсем не безрассудным человеком. Когда штурман Иванов, сраженный пулей, упал перед входом в катакомбы, Анатолий бросился спасать товарища. Он вынес его из боя, но вынес мертвого.