Арсений Малинский - Линия перемены дат

Хорошо понимал музыку командир, но то, что он слышал сейчас, можно было назвать только кощунством над человеческим слухом. А слушать надо. Вот только трудновато найти минимум звука в этих спотыкающихся, завывающих и неожиданно пропадающих тактах.

— Готово! — вторая тонкая черточка из-под карандаша командира протянулась по глянцу карты.

— По-видимому, это наш подводный «приятель» с той стороны линии перемены дат, — решил Прокопенко. — Но что все это значит? Ведь не для нашего увеселения завели они этот, с позволения сказать, концерт?

— Может быть, для радиста-невидимки? — высказал предположение штурман.

— Возможно, лейтенант, возможно. Нельзя пренебрегать любым предположением. Это не случайно. Вот только как угадать? Играют разные пластинки.

— А сколько их уже проиграно? Может быть, имеет значение количество?

Прокопенко поднял глаза от карты.

— Вы входите во вкус их игры, штурман, — улыбнулся он. — Сколько же пластинок уже проиграно?

— Не считал, — виновато признался Тобоев.

Командир снял трубку.

— Да. Командир. Старший матрос Иванкевич? Доложите количество проигранных пластинок. Четыре? Все разные?

…Неизвестная станция с коротким позывным «Р» начала работать в точно рассчитанное советскими моряками время. Подготовленный к ее появлению на определенной волне штурман сторожевого корабля «Шквал» успел взять пеленг. По карте, в четырнадцати километрах южнее Скалистого мыса, в сторону Восточного хребта, летящей в цель стрелой протянулась ровная линия.

— Где-то здесь, — удовлетворенно сказал лейтенант Тобоев, отбросив со лба прядь черных блестящих волос Горячие глаза южанина улыбнулись.

— Доложите старшему следователю майору Трофимову, — повернулся Прокопенко к вахтенному офицеру. — Он возглавит поисковую группу. Таково распоряжение его начальника. Подготовьте людей. Пусть ложатся спать раньше. Завтра для них будет трудный день. Передайте командиру второй боевой части: пусть проверит оружие выделенных Трофимову матросов. А сейчас, штурман, давайте карту с изобатами. Займемся измеренными глубинами.

Капитан 3 ранга Прокопенко стоял на крыле мостика, задумчиво глядя на крутые, причудливых очертаний скалы, теснящиеся вокруг узкой бухты севернее Скалистого мыса. Корабль ощутимо покачивало, и когда очередной вал, пройдя под килем корабля, катился на скалы, командир видел сквозь тающее кружево пены у борта мерцающие сквозь удивительно прозрачную зеленоватую воду обломки скал на дне бухты и густые космы водорослей, неторопливо колышущиеся в глубине. От этого постепенно начинала кружиться голова.

Наступал вечер. Чудесный вечер приморского лета. Командир поднял глаза на склон хребта. Заходящее солнце, застряв на острых зубьях вершин, освещало склон розоватым мерцающим светом. Где-то там, в этих малоисследованных пока горах, скрывается некто, которого они должны обезвредить. Ради этого, ставшего таким близким, уголка Родины.

Служба. В ней и проходит жизнь. И некому рассказать о многих тысячах исплаванных за эти годы миль, о прекрасных людях своего корабля, о годах борьбы за безопасность родных берегов…

Прокопенко был холост. Как-то проглядел командир время, когда его сокурсники обзаводились семьями. Своя семья не получилась. Слишком робок и нерешителен был курсант Григорий Прокопенко с женщинами. И маленькая девушка, бухгалтер одного из флотских учреждений Владивостока, ускользнула от него, по-своему сбалансировав свое мелкое домашнее счастье. Остались только воспоминания о недоуменных, а потом растерянных взглядах Тони, когда при встрече с ней его решительно оттесняли более расторопные и бойкие товарищи. За такими не поспеешь.

Однажды у остановки автобуса около училища, на тенистом повороте опрятного шоссе на окраине Владивостока, он увидел Тоню рядом с насмешливым умницей, своим товарищем Толей Янкевичем. Увидев Григория, девушка растерялась, губы ее на миг дрогнули. Командир живо вспомнил, как по лицу девушки пробежала тень — то ли от густой листвы придорожного дуба, то ли от облачка в летнем небе. Затем она прямо и презрительно посмотрела сквозь него. Да, она смотрела именно сквозь него. Много позже понял командир, что так смотрят, если хотят забыть человека. Сейчас же и навсегда.

— Мы на автобус сядем или пойдем пешком, Тоня?

— Пойдем лучше пешком. Такая прекрасная погода…

Прощальным колокольчиком прозвенели последние слова девушки: «Времени у нас еще много…» — Он оглянулся. Девушка и товарищ скрылись за поворотом шоссе.

«И у меня теперь времени много, — подумал командир. — Какими мы бываем глупцами…»

— Так что, Григорий Филиппович, — увел его от тяжелых воспоминаний голос неслышно подошедшего сзади Трофимова. — Долго мы здесь простоим? Когда можно ожидать катер?

— Думаю, к ночи подойдет. А какое это имеет значение?

— Меня беспокоит муж Зои Александровны, — вполголоса, неприметно оглянувшись, ответил Трофимов. — Уже истекают сутки его задержания. Закон не позволяет держать его дольше без санкции прокурора. А улик против него никаких.

— Сложно все это у вас, следователей, — заметил Прокопенко. — Отвлекитесь хоть на минуту, майор. Слышал я — сухари вы все. Посмотрите вы лучше на эту красоту, — по-хозяйски обвел он глазами берег моря. — Слушайте… — Голос Прокопенко зазвучал певуче и торжественно.

— Будто оду читает, — тепло улыбнулся про себя Трофимов. А командир, не глядя на следователя, продолжал:

— Смотрите, товарищ майор. Созидая наше Приморье, природа не поскупилась щедрой рукой рассыпать здесь дары своей фантазии. Словно знала, что люди, которые придут сюда через века, поймут и оценят неповторимую эту красоту. Вот я всю жизнь прожил на Востоке. Из сорока лет — десять здесь. Много видел людей. Обычно, прибывая сюда, люди начинают сетовать на отдаленность, отсутствие привычных удобств. Их тяготит требующая лишений жизнь. Уезжая, многие клялись больше не приезжать сюда, подогревали себя воспоминаниями о прелестях юга и удобствах центра. Я много раз и сам возил таких. Чем дальше уходили в туман крутые берега нашего края, тем все больше и больше их одолевало сомнение. Честное слово, не вру! Потом многие возвращались. Хорошо здесь…

— А разве ваша жизнь менее сложна, чем наша? — вернулся Трофимов к прежней теме.

Прокопенко весело посмотрел на старшего следователя. Майор нравился ему: неторопливый, малоразговорчивый и спокойный. Вот он уже несколько дней на корабле, а будто и нет его вовсе.

— Незаметный вы человек, Виктор Леонидович. Как это вы ухитряетесь оказываться не на виду здесь, на корабле, где и спрятаться негде?