Анна Стриковская - Кольцо княгини Амондиран (СИ)

С этой мыслью Дамиан носился до тех пор, пока девушки не вернулись с ручья. А затем, глядя на спокойную, добродушную улыбку магички, обращенную ко всем вместе и ни к кому в отдельности, он себя одёрнул: глупости! Надо же было придумать себе такое! Девочка ему доверяет, вот и не подумала, что он станет подсматривать. А он повел себя нечестно, а теперь пытается перевалить все с больной головы на здоровую.

Что его голова больна, он убедился, когда они тронулись в путь. На этот раз Дамиан шел впереди и каждые несколько минут оглядывался, но не чтобы удостовериться, что со всеми полный порядок, а чтобы снова и снова увидеть Лину.

Вчера вечером они не смогли в темноте рассмотреть, где находятся, а теперь огляделись и поняли, что Стефан вел их не только вверх, но и вперед. Несколько валунов отделяло бывшую стоянку от ущелья, из которого они поднялись, но стоило сделать два десятка шагов и стало ясно: здесь им бы ни за что не пройти внизу по берегу. Ни по этому, ни по противоположному.

Зажатая в узкой теснине, река ревела и буйствовала, заполняя все пространство от берега до берега. С обеих сторон ее зажимали отвесные скалы. Это и было ущелье Дохлой Собаки.

Лина с интересом заглянула вниз и в ужасе отшатнулась. Хорошо, что Дамиан ее подхватил и постарался успокоить:

— Ну что ты?! Испугалась?!

Магичка, казавшаяся воплощением хладнокровия, вдруг проявила слабость. Она распахнула свои карие глаза и прошептала, как какая‑нибудь глупая куколка:

— Я боюсь высоты. Меня туда как будто тянет.

А вчера лезла и ничего не боялась. Вероятно, потому, что была повернута к пропасти не той стороной.

Дамиан поспешил ее заговорить. Стал рассказывать, что высоты боится более половины населения, что на самом деле тут нет ничего страшного: такая разумная девушка вполне может держать себя в руках и сопротивляться желанию заглянуть в бездну. А если ей трудно, он предлагает свою помощь. Пусть даст ему руку и чувствует себя в безопасности: в случае чего он ее удержит.

Она раздумывала всего несколько мгновений, после которых приблизилась и встала так, чтобы Дамиан оказался между ней и обрывом.

Маленькая, но сильная ладонь артефакторши скользнула ему в руку и сжала пальцы. Лина улыбнулась: теперь ей ничего не было страшно.

Но не успели они пройти и лиги, как из‑за гор выползла, ворча и громыхая, огромная черная туча. Она как будто перетекла через хребет и теперь с огромной скоростью заволакивала весь небосклон. Мгновенно похолодало и порывы ветра принесли первые брызги дождя.

Спохватиться и сделать что‑то толковое успел сообразить только Стефан. Он сунул в руки Тины ее саквояж и велел:

— Доставай скорее твой шатер!

Та сразу его поняла и, не переспрашивая, сделала как сказано. Лина кинулась было к своему саквояжу, который нес Дамиан, но поняла: на то, чтобы поставить два укрытия времени не хватит, поэтому переключилась на помощь подруге. Все же эти шатры были ее изобретением и она лучше всех знала, как их ставить за кратчайший срок.

Плохо только, что ровного места было маловато, да и располагать ничем не прикрепленное к земле сооружение прямо на голом камне, обрывающемся вниз на много — много локтей, было опасно. Но все же удалось найти местечко, зажатое между двух огромных валунов, и управиться до дождя.

Не прошло и пяти минут, как шатер стоял, прижатый к каменной стенке, а все пятеро сидели внутри.

Успели вовремя: сверкнула молния, загремел гром и дождь ливанул так, как будто над путешественниками лопнул огромный пузырь, полный воды.

Девушек по общему молчаливому уговору засунули в шатер поглубже, а у выхода сидел Стефан и придерживал полог, чтобы вода не залилась внутрь. Заодно он утешал всех:

— Ничего, гроза такой силы долгой не бывает. Погремит и перестанет. Потом солнышко выглянет и мы пойдем дальше. Надо только будет немного подождать, пока камни просохнут, мокрые они скользкие такие…

Но его слова оказались далеки от действительного положения дел. Дождь, начавшийся как летняя гроза, через полчаса слегка поутих, но не остановился. Он лил, лил и лил, закрывая густой завесой капель все окрестности. Стефан несколько раз пытался выглянуть, чтобы разведать обстановку, но улучшения не наступало. Дождь как лил стеной, так и продолжал лить. По тому, как стало темно и собиралось светлеть, можно было предположить, что дождь зарядил надолго.

Идти дальше в таких условиях было равно самоубийству. Прячем простуда была последней из опасностей, подстерегавших путника. Гораздо легче и верней можно было поскользнуться на мокрых камнях и сломать ногу, за дождем не увидеть вовремя расселины и свалиться, да и ветер был вполне способен просто сбросить неосторожного путника прямо в ущелье.

Пришлось плюнуть на возможную погоню и оставаться на дневку, ожидая, когда погода станет более благосклонной.

Дамиана с детства воспитывали: если происходит что‑то, что тебе не нравится, но чему ты не можешь противостоять, прими это как волю богов и расслабься. Поэтому он быстро оборвал общее недовольство таким поворотом событий и велел наслаждаться отдыхом, раз уж он им предоставился.

Так что через некоторое время девушки повытаскивали одеяла и устроили всем удобные места, не лежачие, потому что на пятерых шатры рассчитаны не были, но и не вовсе сидячие. В центе оставался небольшой пятачок свободного места. Там Лина расположила нагреватель, а Тина заварила согревающий чай, благо за водой бегать не приходилось. Стоило выставить котелок на дождь и через несколько минут он был полон.

Лина достала остатки еды от завтрака, печенье, которое Тина испекла еще дома, а она сохранила, и бутылку вишневой наливки, после чего в палатке воцарилось веселье. Все по очереди вспоминали разные моменты их эскапады, перебивали друг друга, смеялись.

Ромуальд уговорил Лину спеть. Она побаивалась: большой голос в горах мог вызвать сход лавины или еще что похлеще. Но князь был настойчив, остальные к нему присоединились и она согласилась, но пела тихонько, даже не вполголоса, в одну его десятую. Князь, Тина и Стефан подпевали, ведь песни она выбирала известные. Дамиан своим пением мог свалить наповал того медведя, который всем уши оттаптывает, потому что при мощном баритоне музыкальном слухом не обладал вообще и из десяти нот не попадал ни в одну. Поэтому он не стал присоединяться к общему хору. Вместо этого сидел и наблюдал за Линой.

Зря он думал, что Ромуальд неверно изобразил ее на портрете, что он ей польстил. Да он и половины ее прелести не передал. Даже на фоне своей восхитительно красивой подруги она не теряется.

Только вот… Он вдруг поймал себя на мысли, что все веселятся от души, а Лина скрывает какую‑то не слишком для нее приятную мысль.