Авенир Зак - Утренние поезда

Р е й н г о л ь д. Там написано — тушеное мясо с картофелем. Боюсь только, что от консервов еще больше пить захочется.

Т е о. Эти консервы упакованы так, будто там слитки золота. (Оторвал верхнюю доску.)

Г е л ь м у т. Ну что там?

Т е о (Рейнгольду). Где ты взял этот ящик?

Р е й н г о л ь д. В подвале под магазином.

Г е л ь м у т. Что там, в ящике?

Т е о. Взрывчатка.

Г е л ь м у т. Взрывчатка?

Т е о. Да.

Г е л ь м у т (Рейнгольду). Спасибо за угощение!

Т е о. Вот проклятье. Только раздразнил. И так жрать хочется!

А н д р е й. Сдавайтесь, ребята. Отведу вас на кухню… там вас накормят, дадут чаю… кухня рядом, во дворе.

Т е о. Если тебя еще не прикончили, это не значит, что ты можешь распускать свой язык.

Г е л ь м у т. Слушай, Тео, может быть, попробуешь все-таки наладить этот старый приемник?

Т е о. Боюсь, ничего не выйдет.

Г е л ь м у т. Хорошо бы узнать, что там, наверху, творится… Если армия Венка уже перешла в наступление и ведет бои в городе…

Р е й н г о л ь д. Вполне возможно. На войне все бывает. В сорок первом году русские защищали Москву, а теперь они, пожалуйста, — хоп! — и в Берлине.

Г е л ь м у т (с угрозой). Что ты хочешь этим сказать?

Р е й н г о л ь д. Ничего не хочу сказать. Просто все может перемениться, и мы с тобой — хоп! — и окажемся в Москве.

А н д р е й. Вы можете оказаться в Москве быстрее, чем вы думаете.

Р е й н г о л ь д. Что он сказал? Что он такое говорит?!

А н д р е й. У нас есть такой обычай. Показывать Москву военнопленным. Выстраивают их в колонну и водят по улицам.

Г е л ь м у т. Немцы не сдаются в плен. Сдаются только предатели.

А н д р е й. И все равно вам придется сдаваться. Не мне, так другим.

Г е л ь м у т. Ты не дождешься этого. Мы лучше погибнем, но не сдадимся. И запомни: если на нас нападут, первая пуля — тебе.

Гимнастический зал.

Л и ф а н о в, Б а р а б а н о в и Т а м а р а.

Л и ф а н о в (в бреду). Товарищ генерал, товарищ генерал!

Т а м а р а. Лежите, товарищ лейтенант, нельзя вам подниматься.

Л и ф а н о в. Товарищ генерал, прикажите артиллеристам прекратить огонь! Там, в овраге, Андрюшка… Гаубицы Подтосина бьют по оврагу… Андрюшка… которого я в Стрельне подобрал… (Затих.)

Т а м а р а (удерживая Лифанова). Тише, лейтенант, спокойнее…

В о е н в р а ч (входит). Ну, Барабанов, кричи «ура».

Б а р а б а н о в. Мы свое откричали, товарищ майор. А в чем дело?

В о е н в р а ч. Немцы прислали парламентеров. Гитлер покончил с собой. Согласны капитулировать.

Б а р а б а н о в. Сдаются, что ли?

В о е н в р а ч. Сдаются.

Т а м а р а. Неужели… конец… войне?

Б а р а б а н о в. Эх, мать честна, курица лесна, поперек дороги лежит сосна!.. Нет, ты скажи, как человек устроен. Я всю войну думал — дожить до победы, а там и помирать можно. А сейчас думаю — нет, шалишь, самое время жить!

Л и ф а н о в (в бреду). Товарищ генерал, прикажите артиллеристам прекратить огонь!

В о е н в р а ч. Лейтенанта в операционную! Барабанов, позови санитаров.

Б а р а б а н о в уходит.

Т а м а р а. Что с вами, Вера Алексеевна? Радоваться надо, а вы…

В о е н в р а ч. Я радуюсь, Тамарочка.

Т а м а р а. О сыне думаете?

В о е н в р а ч (кивнула головой). О сыне… не стану врать, Тамарочка, думаю… Всю войну думаю. Я себе крепко в голову вколотила, что он жив… только найти меня не может. По ночам во сне все время его мальчишкой вижу. На качелях качается, высоко-высоко взлетает, мне все кажется, что перевернется… упадет. Просыпаюсь и думаю — погиб мой Сережа, нет его. Я когда в кино смотрю — самолет падает… сердце у меня замирает — в каждом мой Сережка видится.

Подвал.

Т е о в наушниках возле радиоприемника.

Т е о (повторяет вслед за диктором). «Наш фюрер по-прежнему на посту, он вместе с защитниками Берлина отстаивает столицу. Он рядом с каждым из тех, кто сегодня решает судьбу Германии…».

Г е л ь м у т. Мы нужны ему там… Мы должны быть рядом с ним, а мы гнием в этой мышеловке!

Р е й н г о л ь д. Фюрер все еще в Берлине… Но ведь это опасно для его жизни.

Т е о (продолжая, вслед за диктором). «…Сражайтесь до последнего патрона, до последнего удара прикладом. Любое средство, которое помогает уничтожить большевиков, справедливо и благородно…».

Г е л ь м у т. Что ты замолчал?

Т е о. Музыка началась.

Г е л ь м у т. Какая музыка?

Т е о. «Гибель богов».

Г е л ь м у т. Там, где фюрер, там не может быть поражений! (Воодушевляясь.) Надеюсь, вы понимаете, что фюрер остается в столице не для того, чтобы сдаться русским, а для того, чтобы победить!

Т е о. Тише… (Прислушивается.) «…Такие виды вооружения, как ракеты «фау-1», «фау-2», появились в тот момент, когда никто уже не верил в них. Новое секретное оружие превзойдет все, что знала до сих пор военная техника… Оно повернет ход войны…»

Г е л ь м у т. Дальше, дальше!

Т е о. Музыка.

Г е л ь м у т. Какая музыка?

Т е о. Опять «Гибель богов»… Все… (Снял наушники.) Больше мы ничего не услышим.

Г е л ь м у т. Почему?

Т е о. Старая рухлядь. Отслужил свое.

Г е л ь м у т. Мы слышали самое главное — фюрер с нами. И у нас есть новое секретное оружие!

А н д р е й. Неужели вы верите этим басням?

Р е й н г о л ь д. Секретное оружие — басня?! Мне еще месяц назад говорил дедушка… Один изобретатель придумал замораживающие снаряды. Когда такой снаряд разрывается, все вокруг леденеет. В радиусе трехсот метров.

А н д р е й. Сказки!

Т е о. Управляемые снаряды «фау» тоже сказка? А они разрушили Лондон!

У р с у л а. На Восточном вокзале… мне сказал один человек… он там работает… две недели стоит эшелон… на боковой ветке… к нему не подпускают даже военных.

А н д р е й. Восточный вокзал давно в наших руках.

Г е л ь м у т. Почему ты не дала мне его прикончить?!

А н д р е й. Ты это можешь сделать в любую минуту. Но ты не сделаешь этого.

Г е л ь м у т. Сделаю.

А н д р е й. Нет, ты не глупец. Тебя хорошо учили. И ты прекрасно понимаешь, что, сохраняя мне жизнь, ты оставляешь себе шанс на спасение.

Г е л ь м у т. Да, меня хорошо учили в школе имени Адольфа Гитлера… Учили уничтожать большевиков. И ты увидишь — не зря учили. Скажи, Ренни, там, в подвале под магазином, много этих ящиков?

Р е й н г о л ь д. Целый штабель. В два ряда у стены…

Д и т е р. Что ты задумал, Гельмут?

У р с у л а. Я, кажется, поняла… Нет-нет, Гельмут, там, наверху, раненые, там госпиталь!

Г е л ь м у т. Там русские солдаты. Вот все, что я знаю. Там большевики. И любое средство, которое помогает их уничтожить, — справедливо и благородно.

Курт. Третье воспоминание Андрея.

А н д р е й. Курт! Курт!.. Что случилось, Курт?

К у р т. Плохие новости, Андрюша…

А н д р е й. Это письмо от твоей жены… от сына?