Алёна Кручко - Осенний перелом (СИ)

Отчего-то Гелли очень хотелось, чтобы эта милая девочка стала членом семьи. Казалось, что так будет правильно. А подобным ощущениям Эбигейль фор Циррент привыкла верить.

Наверное, именно из-за мрачной погоды теплый неяркий свет масляных ламп казался особенно уютным. Лампы кидали медовые отблески на паркет, полумрак скрадывал стены, делая и без того немаленький гостевой зал еще больше. Тетушка Гелли сидела в кресле под лампой: темно-синее домашнее платье, крохотные пяльцы в руках, у ног — корзинка с нитками.

Женя приподняла тяжелые юбки — немного, может, всего-то на сантиметр-два от паркета, и тут же, спохватившись, выпустила из пальцев плотную ткань. Спросила поспешно:

— Не представляю, как в таком платье в дождь на улицу выйти?

— Да, погода сегодня не для прогулок, — согласилась тетушка. — Ну ничего, пройтись по лавочкам в свое удовольствие мы еще успеем. А пока учись. Вижу, вижу, что тебе надоело, — тетушка негромко рассмеялась, — но такая милая барышня должна уметь подать себя с первого взгляда. Голову подними, деточка, подбородок выше. И не делай такое жалобное лицо, улыбнись!

Женя задрала подбородок и выдавила улыбку. Ей было неловко, неудобно и стыдно, куда уж улыбаться.

Она уже битый час расхаживала туда-сюда, путаясь в подоле пышного платья, то и дело наступая на ушитую кружевами нижнюю юбку, не зная, куда девать руки. Почему-то она думала, что такие юбки вполне нормально слегка приподнять при ходьбе, но оказалось — наоборот. Признак не то чтобы дурных манер, а скорее их полного отсутствия. Как выразилась тетушка, «такого даже горничные себе не позволяют».

Легкие домашние туфельки скользили по натертому до блеска полу, хотелось плюнуть на приличия, разогнаться и проехаться, как по накатанному льду зимой. Интересно, как здешние дамы ухитряются танцевать на таком полу и не падать?

А тетушка сидела в своем кресле и отпускала замечания: «Спину ровней, плечи развернуть, шаг короче, деточка, и руками не маши туда-сюда, ты не солдат на плацу! Ты молодая красивая барышня, знай себе цену и не стесняйся это показать».

— Я вижу, вы не скучаете, милые дамы? — вошел граф, внимательно оглядел Женю, кивнул одобрительно.

«Уж лучше бы скучали», — подумала Женя. Хотя вслух, разумеется, не призналась.

— А ты хотел нас чем-то развлечь, дорогой братец? — тетушка встала, бросила быстрый недовольный взгляд за окно.

— Всего лишь спросить, как успехи милой барышни.

— Отвратительно, — не удержалась Женя. — Если вы собирались вытащить меня на какой-нибудь бал, имейте в виду, что я там опозорюсь по полной программе.

— Гелли? — граф обернулся к сестре.

— Не так все плохо, — улыбнулась та. — У девочки своеобразная манера двигаться, но неуклюжестью она не страдает. Привыкнет.

Граф снова обернулся к Жене:

— А танцевать вы умеете?

— Видели б вы наши танцы, — Женя представила, как вытанцовывает в этом платье какой-нибудь дискотечный быстряк, и, не выдержав, рассмеялась. — Брюки для них подходят больше, честное слово. То есть, конечно, для вальса такое платье вполне годится, но как раз вальс я как-то и не очень…

— Можете мне показать? — заинтересовался граф. Подошел вплотную, протянул руку ладонью вверх: — Позвольте пригласить вас на танец.

— Да вы же не умеете, — Женя протянула руку, почувствовав вдруг, что совершенно по-глупому смущается.

— А вы научите, — невозмутимо отозвался граф. Кажется, он прочитал на ее лице не сказанное «да зачем вам?!», потому что пояснил, слегка улыбнувшись: — Танцы дают некоторое представление об обществе. И, я бы сказал, как раз то представление, которое довольно трудно выразить словами.

— Ах, у вас исследовательский интерес, — Женя невольно хихикнула. — Знаете, когда этот танец только придумали, он считался неприличным. Но это было, наверное, лет двести назад, если не больше, я даже не знаю точно. А сейчас это… ну, наверное, можно сказать, официальная классика. Так что представление об обществе будет немного несовременным. — Положила руки графу на плечи, запрокинула голову, вглядываясь в лицо. Выше ее больше чем на голову, та еще дылда — а болтают, что раньше люди были ниже! Или для другого мира понятие акселерации не подходит? А еще вот так вблизи виден тонкий, едва заметный шрам на подбородке, интересно, чем его так? «Боже, о чем я думаю», — спохватилась Женя. Объяснила: — Кавалер держит даму за талию. Я напою мелодию. Сразу предупреждаю, у меня ни слуха, ни голоса.

— Ничего, я потерплю, — серьезно ответил граф.

Учитель из Жени оказался никудышний. И не в том даже дело, что она и сама толком не знала, как танцевать вальс по всем правилам. Покружить по залу — не велика сложность. Но Женя путалась в тактах, то и дело сбивалась с правильного шага, непривычное платье мешало, а мужские ладони на талии и пристальный, изучающий взгляд странным образом тревожили. И ведь ничего такого особенного она к графу не чувствовала, с чего бы напрягаться? Может, все дело было в том, что она вообще давно не танцевала с мужчиной?

Поймав себя на этой мысли, Женя остановилась и осторожно отстранилась. Сказала виновато:

— Ерунда какая-то получается. Извините, господин граф.

— Ничего страшного, — все так же спокойно ответил тот. — Основной принцип я уловил. Благодарю вас. — Напел несколько тактов, покачал головой: — Своеобразная мелодия. Никогда не подумал бы, что под такое вообще можно танцевать. Что ж, милая барышня, посещать балы вам и в самом деле пока рано. Разве что в качестве зрителя. Да, так вот о балах. Гелли, дорогая, о твоем приезде уже прослышали, и я боюсь, что тянуть с визитами становится неприлично. Кроме того, тебя видели в обществе барышни Жени.

— Хочешь сказать, братец, нам пора решить, в качестве кого представить бедную девушку?

Женя попятилась и присела рядом с тетушкой Гелли, в соседнее кресло. Спросила шепотом:

— А зачем представлять? Это обязательно?

— Не обязательно, — ответил вместо тетушки граф. — Но крайне желательно. Чем скорей мы ответим на естественный для общества вопрос, что за девушка живет в моем доме, тем меньше кривотолков он вызовет.

— Репутация? — посочувствовала Женя.

— Прежде всего ваша, — усмехнулся граф. Впрочем, усмешка его была какой-то кривой, и Женя не почувствовала за ней ни веселья, ни желания уязвить. Скорее — задумчивость и неуверенность. Хотя уж что-то, а неуверенность меньше всего была свойственна этому всегда решительному и даже излишне резкому господину.

— Какой-то странный ты сегодня, — Грент кивнул на кресло, приглашая гостя устраиваться поудобней. — Как будто никак не можешь решить что-то для себя важное. В чем дело, Варрен? Обычно неуверенность тебе не свойственна.