Гюнтер Хофе - Мерси, камарад!

— Ничего, абсолютно ничего, — совсем тихо ответила девушка. — Дернберг служит в СС, он штурмбанфюрер СД. Орудует в Париже.

Тиль нахмурился, и глаза его сузились.

«Значит, Грапентин и Дернберг заодно. Кое-что проясняется. Выходит, что встретились они отнюдь не случайно. Что они затевают? Но эта девушка? Она вся дрожит от страха».

— Дениз, скажите, вы знаете Дернберга только по «Лидо»?

— Уж так получилось, что… — девушка отвернулась.

Лейтенанта охватило такое чувство, какое бывает у солдат перед тем, как подняться во весь рост и идти в атаку.

— Он тогда был еще майором абвера, — как-то глухо проговорила Дениз.

«Абвер?!» — удивился в душе Тиль, он мало что знал об абвере.

Они внимательно посмотрели друг на друга. Дениз видела открытый взгляд Хинриха, который говорил о том, что ему нечего от нее скрывать.

Лейтенант Хинрих Тиль, артиллерист, почти ничего не знал об абвере, германской военной разведке, и тем более не имел ни малейшего представления о проделках шефа этой разведки адмирала Канариса; не знал он и о секретном приказе фюрера, подписанном 18 февраля 1944 года, о создании особой разведывательной службы в рамках министерства имперской безопасности во главе с руководителем СД Шелленбергом, который, как и шеф гестапо Хайнрих Мюллер, подчинялся самому Кальтенбруннеру. В аппарате Канариса имелась спецгруппа полковника Хансена, о существовании которой Тиль, разумеется, не мог знать. Единственное, что он чувствовал в тот момент, так это то, что Дениз беспокоится за него по причине, о которой можно только догадываться.

Мелодия из радиоприемника все плыла и плыла, но они уже не слышали ее. Они остановились и обнялись. Руки Дениз коснулись его волос, гладя их, а он крепко прижал ее к себе. В этот миг для них не существовало ни Парижа, ни войны, ни голодовки, ни приказов. Были только глаза, которые отражались в глазах другого. Губы девушки были чуть-чуть приоткрыты. Канула в небытие попранная врагом оккупированная страна, забыты танцы в «Лидо», и даже мысль о расставании, которое наступит утром и разделит их на добрую тысячу километров, тоже была забыта.

Все было так естественно, они всецело принадлежали друг другу — здесь, сейчас, в этой мансарде… А завтра? Что будет завтра, этого не знал никто. А потом, об этом сейчас не хотелось да и невозможно было думать.

Лейтенант поднял Дениз на руки, она обвила его шею. Когда он положил ее на постель, она открыла глаза, которые излучали любовь и счастье. Хинрих потушил свет.

«Что же я делаю? — мелькнуло на миг в его голове. — Герхард Генгенбах — мой друг, а я? Но ведь я у него ничего не отнимаю — Дениз никогда не принадлежала ему».

— Милая, — зашептал он девушке на ухо, — я люблю тебя, и никто не имеет права помешать нам…

Постепенно звезды на небе стали бледнеть. Хинрих и Дениз лежали рядом. Он с жадностью вдыхал запах ее кожи, внимал ее словам, каждое из которых было похоже на нежное прикосновение, хотя смысла он иногда и не понимал. Когда же девушка произнесла фамилию Дернберга, Хинрих открыл глаза — сна как не бывало. Над крышами домов занимался бледный рассвет.

«Не опоздать бы на поезд! — мелькнуло в голове. — Грапентин, наверное, уже на вокзале».

Он встал, оделся. Девушка внимательно следила за каждым его движением. Прощаясь, они молча расцеловались, не произнеся ни слова о будущем, которое было непостижимым.

Спускаясь по ступенькам вниз, Тиль, казалось, еще слышал предупреждающий голос Дениз: «Помни, что Дернберг убийца, на его совести не одна жертва. Береги себя!»

Улицы города были похожи на серые пустые коридоры, которые не радовали глаз.

С капитаном Грапентином Тиль столкнулся в вагоне перед дверью купе. Капитан встретил его понимающей улыбкой. Этот барон Хассо фон Грапентин — секретный сотрудник абвера и СД — был, по-видимому, заслан в Париж, да и вообще на побережье Средиземного моря, с секретным заданием. И это он говорил о необходимости отстранения Адольфа Гитлера от власти?!

Передав приказы девушке-делопроизводителю, гауптвахтмайстер штабной батареи Тони Кемпен зашел к Рорбеку. На службе приходится оказывать друг другу разные услуги. Особенно у этого Ганса Рорбека — всегда какие-нибудь просьбы.

Сейчас, когда все офицеры уехали в штаб полка на командно-штабные учения, ничто не должно было помешать Рорбеку съездить на свидание. Прежде всего, разумеется, необходимо разделаться с бумагами. Ну да он их попросит отправить Тони Кемпена из Шварцвальда, который слов на ветер не бросает: уж если он что пообещает, то обязательно выполнит.

Ганс Рорбек сел в небольшую машину и поехал. Удивительно, до чего здорово все складывалось: у Мартины сегодня весь день свободный, учение продлится до самого вечера, значит, даже Альтдерфер и тот не сможет помешать им.

Часовой, стоявший перед штабом дивизии, молодцевато отдал честь. Какой-то обер-лейтенант, небрежно коснувшись козырька фуражки, исчез за дверью отеля.

Радиотехник свернул в боковую улицу. Через несколько минут на тротуаре показалась Мартина Баумерт в форменном берете с кокардой. В одной руке она держала полевую сумку, в другой — конверт.

— Письмо от брата получила! — сияя от радости, сказала она и села в машину рядом с Гансом.

Рорбек дал газ и помчался, чтобы кто-нибудь случайно не заметил его в последний момент и не помешал его прогулке.

Машина мчалась на бешеной скорости. Равномерно гудел мотор. Улица была гладкой как зеркало. Навстречу им неслись корявые платаны, тисы, оливковые деревья, раскачиваемые порывами влажного мистраля, дувшего с Лангедока и отгонявшего вереницу облаков к видневшимся вдали вершинам Южных Пиренеев.

Сделали небольшой крюк, объехав Карркасонн. Мартина не переставала восхищаться красотой средневековых построек.

— Ты не хочешь прочесть письмо?

Она нежно прижалась к Гансу:

— Потом. Сейчас я с тобой.

Мимо, сигналя, промчался грузовик. Попадались крестьянские двухколесные повозки, запряженные мулами. Довольно-таки мирная картина.

«Что же будет, если союзники высадят здесь свой десант? — невольно подумал Рорбек. — Место для этого вполне подходящее. В тылу действуют маки, особенно в районе Тулузы. В Альпах — добровольцы. В первую очередь англичанам и американцам придется сбросить французским патриотам оружие и боеприпасы. Авиация противника вообще значительно усилила свою активность. Под покровом темноты сотни самолетов пролетают над территорией Южной Франций».

— Ганс!

— Да… — Рорбек вернулся к действительности.

— Я очень люблю тебя.

— Как жаль, что я не могу тебя сейчас обнять: руки заняты.

— А ты?.. — Она прижалась к нему.