Уильям Кингстон - Гризли (сборник)

– Сегодня во дворце я узнал от одного придворного, – говорил Мали, – что принцесса Дулан-Сиркар наотрез отказалась присутствовать на пудже, король же решил принудить ее во что бы то ни стало пойти в храм, хотя бы пришлось для этого прибегнуть к силе. По правде сказать, милый мой Андре, ты придумал жестокий способ, чтобы свидеться с сестрой. Что касается меня…

– Сам знаю, что жестокий, – прервал его Андре, – но согласись, в нашем положении ничего другого нельзя было придумать. Берта, как нам говорил еще Гуссейн, выходит из дворца только в сопровождении стражи из тибетцев, а их, как иноверцев, не пускают в ваши храмы; с другой стороны, ни один мужчина не смеет под страхом смерти переступить порога дворца королевы-матери с того времени, как там поселилась сестра. Мой план к тому и сводится, чтобы сестра явилась без стражи в храм, где будет только толпа, легко поддающаяся внушению. Творя заклинание, я дам понять Берте, что ей надо удалиться для молитвы в святилище богини Кали. Пока толпа, поверив в обращение принцессы, будет охать и удивляться чуду, мы незаметно выйдем потайной дверью, ведущей к реке. Там нас ждет лодка с нанятым человеком, он, разумеется, ничего не знает о моих планах. Наш след давно уже простыл, а распростертая перед идолом толпа все еще ждет моего возвращения.

– Все это прекрасно, – промолвил старик. – А если будет погоня?

– Ну тогда мы пустим в ход оружие, припасенное мной в лодке. А убьют нас, не беда. Лучше славная смерть, чем долгая, бесславная жизнь.

– Хорошо сказано! – воскликнул Миана. – Живо представляю себе, как мы летим на всех парусах и – пиф-паф! – стреляем в солдат его высочества.

– Не очень-то скоро их расстреляешь, – заметил, улыбаясь, Мали. – Ну, детки, ваше мужество, пламенная решимость вселяют в меня спокойствие и уверенность в успехе. Трудное затеяли мы дело; малейшая оплошность, и не снести нам головы на плечах… Хорошо ли вы запомнили, что кому надо будет делать на завтрашнем торжестве? Повторим еще раз. Ты, Миана, станешь сюда за идолом…

– И по знаку Андре, – подхватил Миана, – крикну тонким голосом: «Пусть Дулан-Сиркар придет поклониться мне в моем святилище!»

– Так-так! – одобрил его старик. – А дальше что, Андре?

– О, я хорошо знаю свою роль, не бойся, – ответил молодой человек. – Если в Нандапуре я колебался разыгрывать недостойную, как мне казалось, комедию, то только потому, что на карту была поставлена моя жизнь. Но теперь, когда вопрос идет о жизни моей сестры, о ее спасении, о чести нашего имени, я больше не колеблюсь, я уверен, что всемогущий Бог, который видит, что творится в сердце каждого, простит мне мой поступок.

На другой день с восходом солнца забили в гигантские барабаны, и улицы наполнились веселой и нарядной толпой, спешившей на великое торжество. Все знали, что в пудже будут священнодействовать прибывшие издалека индусы-факиры, посланные первосвященником Сумру. И хотя церемония должна была начаться поздно вечером, тысячная толпа теснилась весь день вокруг храма – каждому любопытно было поглядеть на приготовления к церемонии. Многие горожане и крестьяне пользовались случаем, чтобы поклониться изображению кровавой богини, так как, несмотря на обширные размеры храма, трудно было рассчитывать попасть на богослужение – в торжественных случаях для простого народа отводилось немного места. Другим хотелось повидать факиров, но надежды их были напрасны – ни Андре, ни его товарищи не показывались.

Друзья наши, занятые своими приготовлениями, не заметили, как пролетел день. Андре и Мали тщательно загримировались – они боялись, как бы Берта не узнала их сразу и не выдала себя каким-либо неосторожным словом. Кроме того, они несколько раз повторили все то, что каждому из них предстояло проделать.

За два часа до заката солнца высшие государственные чины, знать, старшины каст стали собираться в пагоду, чтобы занять свои места до прибытия короля. Но вот из жерла пушки, выглядывавшей из амбразуры крепости, колечком вырвался белый дымок и грянул выстрел, извещавший о выступлении королевского кортежа. Несколько минут спустя прискакали конные тибетцы и стали ударами алебард очищать площадь от любопытных.

Наконец показался и кортеж. Впереди на слонах ехали члены королевской фамилии, за ними важно шел огромный слон, украшенный парчой и драгоценными камнями. На нем восседал на бархатном троне сам король. Рядом с ним сидела молодая белокурая девушка и печально глядела заплаканными глазами на распростертую ниц толпу.

Перед входом в пагоду королевский слон опустился на передние ноги, король и принцесса сошли вниз и стали подниматься на лестницу. Когда они показались на верхних ступенях, к ним со всех сторон понеслись шумные возгласы, выражавшие восторг и изумление. И правда, картина была чудесная! Юная, редкой красоты девушка в роскошном одеянии, затканном золотом и драгоценными камнями, медленно поднималась по каменным ступеням великолепной лестницы, опираясь на руку короля, величественного старца с длинной, белой как снег бородой. Последние лучи догорающей зари заливали их золотом и пурпуром и придавали всей картине поистине волшебный вид.

У входа в пагоду короля и принцессу встретил сам магад-жа. Поклонившись королю, он сказал Берте:

– Ободрись, дочь моя. Страшатся богини Кали только ее враги.

– Ты хорошо знаешь, – спокойно ответила девушка, – что я ни одного из твоих идолов не боюсь.

– Посмотрим! – буркнул себе под нос верховный жрец и вместе с высокими посетителями вошел в храм, переполненный народом.

Как ни храбрилась Берта, а сердечко ее екнуло, когда под темными сводами храма ее взору представился ряд страшных идолов и среди них ужасная богиня со множеством распростертых в разные стороны рук. Бедная девушка спрашивала себя, какую роль в таинственном обряде заставят ее исполнять палачи, и, вспоминая христианских мучеников, решила скорее умереть, чем отречься от своей веры. Король провел ее вперед и усадил на позолоченный трон. Затем магаджа подал знак, и церемония началась.

Тем временем солнце село и сразу наступила ночь. Темно стало и в храме, слабо освещенном масляными лампами, горевшими перед алтарем и по стенам. Пока хор славил богиню Кали, Андре, спрятавшись за одним из идолов, не сводил глаз с сестры. Да, сердце не обмануло его: это была Берта, и ему стоило немалых усилий, чтобы не закричать сестре, что он здесь, пришел освободить ее. Мали, лицо которого хранило бесстрастное выражение, не отходил от юноши и зорко следил, чтобы он не выдал себя неосторожным словом или движением.

– Андре, сейчас наша очередь! – шепнул он юноше. – Хоры кончают петь молитвы. Бери Сапрани и выходи.