Уильям Кингстон - Гризли (сборник)

Тир был величайшим сберегателем природы. Все, что только можно было съесть, он не бросал зря, а прятал, и в настоящий момент, если бы ему подвернулся под лапы старый карибу, то он не убил бы его, а великодушно отпустил бы его на волю. Тир уже имел пищу, и теперь главной его целью было припрятать ее на черный день как можно дальше.

Он вернулся к можжевеловой заросли, но пресытившийся медвежонок уже не проявил ни малейшего желания последовать за ним. Он был удовлетворен сверх меры, и что-то подсказывало ему, что все равно Тир эту еду припрячет. Минут десять спустя Тир вернулся обратно, чтобы доказать правильность этого предположения. Своими мощными челюстями он взвалил карибу себе на плечи. Затем он как-то бочком стал тащить труп к леску, как тащила бы на себе собака окорок весом не менее десяти фунтов. В молодом же карибу было весу, вероятно, не менее десяти пудов.

Таким образом Тир дотянул на себе всю тушу до самой опушки можжевельника, где уже заранее присмотрел в земле дыру. Он сбросил карибу в эту дыру и, в то время как Мусква с большим и все возраставшим интересом следил за каждым его движением, он покрывал свою добычу сухими хвойными иглами, хворостом, палками и даже целыми бревнами; затем он обнюхал все кругом и вышел из леска.

Теперь уже Мусква последовал за ним и сразу же ощутил на себе все неудобство раскачиваться на ходу, как корабль, от чрезмерного переполнения желудка. Звезды высыпали на небе, и при их свете Тир стал подниматься почти по отвесному скату горы к самой ее вершине. Он поднимался все выше и выше и зашел наконец в такие места, за пределами которых Мусква не бывал никогда. Они пересекли полосу снега. Затем они выбрались на такое место, где, казалось, вулкан выворотил когда-то из горы все ее внутренности. Едва ли человек прошел бы там, где пробирались Тир и Мусква. Наконец они остановились. Тир вышел на узенькую площадку, где за спиной у него вырастали отвесные каменные стены. Под ним в целом хаосе были наворочены сорвавшиеся с гор скалы и куски шифера. Далеко внизу, точно черный, бездонный колодезь, находилась долина.

Тир разлегся здесь и в первый раз с тех пор, как был ранен в долине, протянул голову между передними лапами и испустил глубокий вздох облегчения. Мусква подполз к нему вплотную, так близко, что чувствовал на себе теплоту его тела; и оба, сытые и довольные, они заснули мирным и глубоким сном, тогда как над ними звезды засветили еще ярче и взошедшая луна залила своими золотыми лучами горные вершины и всю простиравшуюся внизу долину.

Лангдон и Брюс перевалили через вершину в западную долину в полдень того дня, когда Тир вылез из трясины. Было два часа, когда Брюс вернулся за лошадьми, оставив Лангдона на самой высоте обозревающим в бинокль окрестности. Через два часа погонщик вернулся со своими лошадьми, и они, не торопясь, отправились далее вдоль ручья, над которым проходил до этого гризли, и когда расположились затем на ночлег, то были от того места, где Тир нашел Мускву, всего только в двух или трех милях. Они еще не набрели на его следы на песке у ручья, но Брюс был уверен, что набредут. Он знал, что Тир бродил здесь по склонам где-нибудь неподалеку.

– Когда вы вернетесь из этих мест к себе на родину, Джимми, – начал он, как только оба они уселись после ужина, чтобы выкурить по трубочке, – то не стройте из себя дурака, как большинство ваших писателей. Два года тому назад я вот точно так же целый месяц провел с одним натуралистом, и он был так любезен, что пообещал мне прислать целую кипу книг про медведей и других животных. И прислал! Я прочитал их все! Ну и смеялся же я на первых порах, а потом дошел до сумасшествия и сжег их. Ведь как много интересного в природе, о чем вы могли бы написать, не выставляя себя смешным! Уверяю вас!

Лангдон кивнул ему головой.

– Бывают люди, – ответил он, задумчиво глядя на огонь, – которые охотятся и убивают, охотятся и убивают в течение целых десятков лет, прежде чем поймут, что главное удовольствие в охоте это не убийство, а именно выслеживание. И когда они приходят наконец к такому сознанию и начинают понимать, что именно выслеживание захватывает душу и тело, то признают, что высшая цель охоты – это не убийство, а, наоборот, желание, чтобы животное не умирало. Вот я хочу этого гризли и добиваюсь его. Я не уйду из этих гор, пока не убью его. А между тем вместо него одного мы давно уже могли бы убить сегодня двух других медведей, а ведь я не произвел даже и выстрела. Я понял это ощущение, Брюс, я начинаю входить во вкус настоящей охоты. И когда кто-нибудь охотится по-настоящему, то он начинает ценить одни только факты. Поэтому не беспокойтесь. В своей книге я буду описывать одни только факты.

А затем он обернулся и посмотрел на Брюса.

– Что же «дурацкого» было написано в тех книгах? – спросил он.

Брюс задумчиво выпустил целое облако дыма.

– То, что разозлило меня пуще всего, – ответил он, – это было указание авторов на «метки», которые будто бы делает медведь. По их словам, каждый медведь вскарабкивается на дерево и делает на нем метку, чтобы показать, что это именно его владения, а не другого медведя, пока этот другой не придет и не поколотит его. В одной книге, помнится, я прочитал о том, как один медведь подкатил к стволу дерева целый чурбан, встал на него и поставил свою метку поверх бывшей уже на нем метки другого гризли. Только подумайте об этом! Никаких меток медведи не делают. Я сам видел, как гризли кусали стволы деревьев, царапались о них когтями, как кошки, и терлись о них летом, когда на них нападала чесотка и они теряли от нее шерсть. Они терлись так потому, что у них зудело все тело, а вовсе не для того, чтобы оставить на деревьях метки для других медведей. То же самое делают и карибу, и олени, и лоси, когда у них начнут зудеть рога. Затем эти самые писатели думают, что каждый гризли имеет свои собственные места для охоты. И это тоже неправда, все они врут! Я сам видел целых восемь взрослых гризли, которые все вместе и одновременно паслись на одном и том же месте. Вы припоминаете, как два года тому назад мы с вами на одной маленькой долинке, всего в одну милю длиной, убили сразу четырех гризли. Правда, иногда среди гризли встречается один какой-нибудь, вроде как бы их начальник, вот как этот самый, на которого мы идем, – но даже и такой не имеет своего собственного участка, где он был бы самодержавен. Держу пари, что в этих двух долинах мы встретим целых двадцать штук медведей! А этот натуралист, с которым я путался здесь два года тому назад, не сумел бы отличить следов гризли от следов черного медведя, а уж рыжего и подавно, если бы таковой только существовал на свете!