Геннадий Гусаченко - Жизнь-река

Безгрешной, незапятнанной была моя детско–юношеская жизнь в Боровлянке. Чистая, как белый лист походной тетради, раскрытой сейчас передо мной.

Два дня было не до воспоминаний. Тем более, не до записей. Неустойчивая погода то и дело сменялась ярким солнцем, холодным, пронизывающим ветром, моросящим дождем, не располагала к изысканному творчеству на лоне природы. Вид бурелома вдоль высоких глинистых берегов, косая пелена дождя и намокшие рюкзаки не вдохновляли на создание литературного «шедевра», претендующего стать «бестселлером».

Я не мог пристать к берегу, не рискуя напороться на сучья и проткнуть лодки, попасть под обвал или оказаться затопленным быстрым течением во время задержки у препятствия. Приходилось плыть, борясь со сном, ознобом и неимоверной усталостью. Изредка я вставал, чтобы размять затекшие ноги и, прислоняясь спиной к мачте, стоял столбом, напялив на себя всё, что можно было. Я выглядел со стороны чучелом, огородным пугалом, но вовсе не отважным туристом–путешественником, вознамерившимся дойти до Карского моря. И уж, конечно, совсем не походил на того смелого, улыбчивого капитана, много тонувшего, но ни разу не моргнувшего глазом. С кем или с чем еще можно было сравнить нечто, громоздящееся на резиновом плоту–катамаране, меня мало заботило мнение со стороны. Согреться, унять дрожь, спастись от ночного холода — вот о чём думал я, накрытый влажными, прохладными космами густого тумана.

«Дика» несло по какой–то безвестной мне протоке. Напрасно, подсвечивая фонарём, пытался найти её на карте. Плёсы, заливчики, озёра, протоки, речушки сплелись на ней в замысловатое голубое кружево на бледно–зелёном фоне лесов и болот. Молчаливыми наблюдателями неудержимого устремления «Дика» в тартарары оставались нависшие над водой кусты, снующие в заводях утки и тёмные стены леса по обеим сторонам протоки. Единственное желание — высмотреть удобную косу, пологий мысок для высадки. Выбраться на сухой песок, на травяной луг или каменистую россыпь, забраться в палатку и спать, спать… Какие уж там костры, чаи и прочие роскошества походной жизни! Не до жиру. Быть бы живу!

И такое местечко открылось при выходе из протоки. Луна, выглянувшая в прогал между деревьями, высветила пятно песчаной косы с редким тальником. Вытянув «Дика» на мелководье, я не стал вытаскивать из лодок набухшие рюкзаки. Сил хватило лишь на то, чтобы срубить колья и кое–как поставить палатку. Я упал в неё в чём был и тотчас провалился в небытие.

Сколько спал, не знаю. Проснувшись, был приятно удивлён ярким солнцем, ясным голубым небом и безветрием. Приглушенный рокот дизелей доносился с реки. Показался речной толкач с двумя огромными баржами, нагруженными песком. Буксир прошёл неподалеку. Волны, поднятые винтами, качнули «Дика», и всё стихло. Жаркий день, речной простор и бодрость после крепкого сна вновь пробудили во мне радость путешествия, нетерпеливое стремление идти дальше, продолжать бег в Никуда. К морю, к манящему суровой неизвестностью Заполярью.

Через полчаса, в одних шортах, я нежился под горячими лучами, растянувшись на брезенте поперек лодок. Хорошо видимые бакены белели и краснели далеко у левого берега. Вся ширь реки принадлежала мне. Я один сейчас владел окружающим меня водным пространством. Вдали от фарватера мог плыть, не нарушая правил судоходства, как заблагорассудится. Я мог поставить парус, и меняя галсы, скользить влево–вправо. Но шнырять по реке совсем не хотелось. Я бросил вёсла и отдался воле течения. Придвинул ближе кулёк с засахаренными лимонными дольками. Включил транзистор. Глядя в безоблачное нежно–голубое небо, стал слушать музыкальную передачу на «Радио России». Отличная программа! Любимые песни!

Вот оно истинное удовольствие безмятежного плавания посреди широкой реки! И никого! Не каждый поймёт блаженное чувство единения человека и природы, безраздельно–единоличного обладания всем, что охватывает взгляд. Это нельзя объяснить. Это надо испытать. Сколь не обсказывайте мне вкус папайи, обжаренной с мясом павлина, приправленного банановым соусом, не пойму, пока сам не попробую. Вот и здесь: пока вы сами не затеряетесь между небом и водой на крохотном плоту, не испытаете страхов и восторгов плавания, вам не понять счастья подобного путешествия.

Оставьте заботы, хлопоты и дела. Их не переделать! И начните готовиться к предстоящему путешествию самосплавом. Сборы доставят вам огромное удовольствие, азарт не покинет вас. И вы скоро поймёте бесполезность одних вещей и ценность других. Вы убедитесь, что ничего нет дороже здоровья, которое нельзя купить за очень большие деньги. И помните: не столь труден поход с опасными приключениями, физическими нагрузками, лишениями и неудобствами, затратами на подготовку к нему. Труднее всего решиться на такое путешествие! Порвать путы бытовых устоев. Вырваться из клетки семейных дрязг и забот. Разом покончить со всеми проблемами и бежать. На край света. В Никуда. В свободном уединении освободить себя от совершения новых грехов, приносить молитвы Господу. И если вы найдёте в себе достаточно силы и воли на столь решительный шаг, то, однажды, сядете в лодку и надолго оттолкнётесь от берега. Уверяю: если у вас болело тело, ныла душа — всё пройдёт с первым взмахом весла. В экстремальных ситуациях некогда думать о болячках. А в спокойную, ласковую погоду праздничное, приподнятое настроение не покинет вас.

Не думайте, пожалуйста, что я намерен кого–либо убеждать в пользе или бесцельности подобного путешествия, по мнению некоторых моих оппонентов — даже авантюрного. На ваши сомнения мне, извините, мягко говоря, на–чи–хать! Главное, мне сейчас обалденно хорошо. Употребление слова из ненормативной лексики как нельзя лучше определяет мое благостное состояние отрешённости от всех прежних забот. Ни до кого, ни до чего мне дела нет! Я счастлив, что совершил побег из домашней клетки. Я плыву в неизвестность. Я плыву в… Никуда! Господи! До чего же хорошо!

— Благодарю Тя, Господи Боже мой, яко не отринул мя еси грешнаго, но общника мя быти святынь Твоих сподобил еси. Благодарю Тя, яко мене недостойнаго причаститися пречистых Твоих и небесных Даров сподобил еси.

Назовите меня эгоистом, думающим только о себе, бродягой, старым придурком — кем хотите! Мне всё равно. Собаки лают — караван идёт. И любимое «Радио России» услаждает слух созвучной моей душе песней: