Геннадий Гусаченко - Рыцари морских глубин

Блаженство мытья быстро кончалось из–за «кирпичемании» мичмана Загнибородина. Ещё не успели помлеть в парилке, а уж мичман кричит:

— Оце закончить помывку! Выходи строиться!

По пути в роту заходим на стройплощадку. В то время они не огораживались. Пьяный сторож спал где–нибудь в будке.

— Рота! Правое плечо вперёд! К поддонам шагом марш! Взять у кажную руку по кирпичу!

Взяли задубевшими в перчатках пальцами, понесли. На спортплощадке сложили: штабелёк приличный получился.

Ну, боцманюга старый! Достал своими кирпичами!

Как–то Загнибородин мылся вместе с нами. Я и мой друг Петруха Молчанов решили, что есть подходящий момент подхохмить над старшиной роты, задолбавшим нас «хвотоаппаратом» и кирпичами. Дело в том, что у надводников роба белая. Они её даже с хлоркой стирают, чтоб ещё белее была. У подводников — синяя. Сколь её не стирай, ни полоскай — линяет, зараза, превращает воду в чернила. Обрез с такой фиолетово–чёрной водой стоял на мраморной скамье, возле которой мы с Петрухой выкручивали воду из штанов. Один держит, другой крутит, собирая штаны в узлы. Потом обернёшься вокруг себя да ка–ак потянешь! Ни одна стиралка с центрифугой так не отожмёт! Тянем–потянем штаны и видим: в дальнем углу Загнибородин обрез с чистой водой принёс. Умостился поудобнее на скамье, голову намыливает. Тут и родилась шальная мысль. Схватил я свой обрез с грязной водой и бегом к нему. Пока мичман, весь в ошмётках мыльной пены драл голову, я тихонечко поменял тазики. Промыл глаза старый морской волк из подставленного ему обреза. Удивлённо уставился на чёрную воду. Ничего не поймёт. Дошло! Вскочил, как ужаленный, глядит по сторонам. Все при делах: стирают, отжимают робы и тельники, под душем плещутся. Шум, гам, звон жестяных тазиков. Свет запотевших плафонов еле пробивается сквозь белый пар. Попробуй, сыщи тут «преступничка»! Загнибородин выплеснул грязную воду и в раздевалку. Через минуту оттуда:

— Четвёртая рота! Закончить помывку и стирку! Выходи строиться! Вот я вас, преступнички!

— Старый пень! Куда гонит?

— Ещё полчаса положено мыться нашей роте, а он уже выгоняет из бани, — возмущаются курсанты.

Мы с Петрухой знаем, почему Загнибородин так раздухарился. Помалкиваем. Сопим в две дырочки, посмеиваемся втихомолку.

А мичман пуще прежнего лютует. Рвёт и мечет. Распаляется:

— Ишь, чего удумалы, бисовы дети! Обрез с грязными ополосками мени подставляты! Ну, я вам покажу кузькину мать! Уместо увольнения в воскресенье гальюны будете драить, порядок у роте робыть будете!

Когда Загнибородин сильно распалялся, то с украинского переходил на русский и крыл нас семиэтажными ругательствами.

— Мать вашу! В акулью печёнку, в китову селезёнку! В рыло свинячье, в ухо телячье! В нос собачий, в хвост поросячий!

Далее следовали боцманские выражения, не поддающиеся нормативной лексике и литературной обработке.

Под непечатные пожелания мы возвращались из бани в задубевших робах, с вещмешками, полными мокрого белья. Поджав зябнувшие руки в рукава шинелей, торопились поскорее в роту. Может, удастся еще часик вздремнуть, согреться под одеялом. Не тут–то было!

— Правое плечо вперёд! — командует старшина роты. — На стройку шагом марш! Взять у кажную руку по кирпичу!

Принесли, сложили. Ещё штабелёк вырос на спортплощадке. На обрамление цветочной клумбы хватит! Или на домик пана Тыквы!

— Ну, мичман! Ну, строитель хренов! Задолбал кирпичами!

— Что ему ещё отмочить этакое оригинальное? — задумчиво чесали затылки курсанты. Придумали…

Была у Загнибородина выработанная годами привычка: начинать бритьё минут за десять до утреннего построения. Поглядывая на часы, бывший лихой боцман–подводник тщательно елозил по лицу старенькой электробритвой.

В восемь ноль–ноль, тика в тику, в роту войдёт командир.

За минуту до прихода Минкина жужжание в баталерке прекращается. Мичман сдёргивает с вешалки фуражку, шинель, торопливо надевает. На ходу застёгивая пуговицы, выбегает навстречу с докладом.

И вот он, командир. Минута в минуту. В мороз. В метель. В зной. В дождь. Пунктуален как кремлёвский гвардеец, заступающий на пост у Мавзолея! Точен как корабельный хронометр!

— Равняйсь! Смир–рно! Равнение на — с–с–редину!

— Товарищ капитан третьего ранга! Во время вашего отсутствия в роте происшествий не случилось. Старшина роты мичман Загнибородин.

Командир здоровается с личным составом роты.

— Здравствуйте, товарищи курсанты!

— Здравия желаем, товарищ капитан третьего ранга!

Со стороны звучит примерно так:

— Здра жлам тащ кап треть ранг!

Что больше похоже на сплошное: «Гав, гав, гав…».

И так каждое утро. Но однажды…

Подловили курсанты момент, когда Загнибородин отлучился из баталерки. Сняли шинель и на мичманские погоны прикололи большие звёзды старшего офицера. По три вдоль жёлтых широких галунов. Свернули шинель внутрь, подкладом наружу, и на место повешали. Сами — шасть за дверь. Ботиночки чистят, к утреннему осмотру готовятся. Деловые ребята!

Приходит мичман. Электробритву в розетку втыкает, жужжит как обычно. На часы посматривает: пора!

— Рота! Становись! — кричит. Электробритву из розетки — дёрг! Фуражку на голову, шинелишку на худую фигуру, пальцы по пуговкам бегут. Ладонь ребром к околышу — «краб» на месте! А вот и командир! Хоть куранты по нему сверяй!

— Равняйсь! Смирно! Равнение на — средину!

Рука у козырька, строевым шагом навстречу. На погонах звёзды большие сверкают. Ну, вылитый адмирал! Пузеню бы побольше, да ряшку помордастее… А так, ничего, похож!

Командир роты Минкин от удивления глазами мырг–мырг. Рот раскрыл. Здороваться с нами не стал.

— Как вам не стыдно? — говорит. — Над пожилым человеком насмехаться… Над геройским боцманом прославленной Краснознамённой «Щуки»… Совесть у вас есть, обалдуи?

Да нам–то? Те, кто в первой шеренге себя щипают, чтобы не расколоться с трудом сдерживаемым смехом. Те, кто во второй, губы прикусывают, за спины товарищей прячутся. Угар полный!

Начальник 51‑го учебного отряда подплава контр–адмирал Сухомлинов был закадычным другом нашего мичмана. Два старых морских волка вместе начинали морячить юнгами Северного флота. Ещё до войны мальчишками–сиротами пришли в подплав. Помогали краснофлотцам подкатывать торпеды, мины, набрасывать на кнехты швартовы, подавать сигналы семафором, подметать пирсы, очищать от ржавчины борта подводной лодки. Много ещё чего помогали эти двое юнцов в ладно подогнанной матросской форме.

И вот судьба свела вместе старых друзей–приятелей, ветеранов–подводников, бок о бок прошедших смертельно–страшную войну на море.

Частенько вечером в субботу дневальный по роте, завидев расшитый золотом адмиральский мундир, перепуганно орал: