Геннадий Гусаченко - Рыцари морских глубин

— А-а, ну, тогда матроса Пушкарёва отобрази карикатурно… Он из увольнения в нетрезвом виде явился. Нет, погоди… Этот момент оглашать не будем… До политотдела дойдёт, наши показатели в боевой и политической подготовке снизятся. А мне поставят на вид за плохую воспитательную работу. Ты лучше про матроса Разгуляева что–нибудь нарисуй… Он первым из мотористов на классность сдал… Давай, подсуетись…

— Есть, подсуетиться, тащ кап–нант!

— Во–во… А пока суть да дело я вздремну чуток…

За глаза в экипаже Солодовникова звали «Ни рыба–ни мясо».

Ни жарко от работы такого замполита, ни холодно. Есть Солодовников или нет его — никак не заметно. Такое–никакое отношение «зама» командира к заботам и нуждам экипажа, возможно, многих устраивало. А что? Не вмешивается, ни во что не вникает, нравоучениями, наставлениями не докучает, нотациями не досаждает. Экипаж — сам по себе. Замполит — сам по себе. Не служба у него — мёд липовый! Лежи, в подволок каюты поплёвывай. Выслуга идёт, зарплата бежит. И ни до чего дела нет. Красота! Напьётся матрос в увольнении — пожурит его командир экипажа. Постыдит старпом, гауптвахтой пригрозит. Отчитает хорошенько командир боевой части. Даст взбучку старшина команды. Крепко вздует командир отделения. По полной программе выпивоха получит.

И зачем заместителю командира по воспитательной работе вмешиваться, нервишки трепать? Без него разберутся. Зато когда всё устаканится, позабудется, «зам» заявит на очередном собрании «О проделанной определённой работе». Важно встанет за столом президиума, прислюнявит нечёсанные волосы и речугу задвинет. Не своими словами, конечно. Казёнными. Из газеты списанными. Все чинно сидят, слушают белиберду. Каждый про своё думает. Кто носом клюёт, кто украдкой книжку почитывает. А «зам»: рука за отворотом тужурки, с пафосом речь толкает:

— Центральный Комитет КПСС поставил перед нами, товарищи, задачу… больше дать стране шерсти, молока и мяса… Выполняя решения съезда партии, советский народ под руководством КПСС добился определённых успехов в сельском хозяйстве… Как сказал Леонид Ильич Брежнев…

С полчаса замполит переливает сначала из пустого в порожнее, потом наоборот — из порожнего в пустое. У кого–то нервы не выдерживают, выкрикивает с места:

— Виктор Иванович, может быть, о задачах нашего экипажа поговорим… О подготовке к выходу в море…

— Да, действительно, — соглашается Солодовников. — Пора, товарищи, дать решительный бой нарушителям воинской дисциплины. Как сказал министр обороны маршал Советского Союза Малиновский, «надо выжечь пьянство калёным железом». А в нашем экипаже, товарищи подводники, ещё имеются недостатки. Матрос Пушкарёв явился из увольнения в нетрезвом виде… А как подчеркнул Леонид Ильич Брежнев в своём выступлении на Ивановской сапого–валяльной фабрике, необходимо повысить роль коллектива в воспитании молодёжи… Пленум ЦК КПСС, товарищи, в своём решении по укреплению трудовой дисциплины…

И Остапа понесло!

Посмотреть со стороны — не Солодовников зачуханный, а Цицерон! Шпарит, невпопад, газетными штампами, но о чём талдычит — поди и сам не знает.

В море выйдем, там и подавно без замполита обойдёмся. Всё равно ни бельмеса не смыслит в подводной службе. Уж лучше ему, действительно, не вмешиваться не в своё дело. Солодовников так и делал. По отсекам пройдёт, с картинной значимостью напомнит о своём существовании.

— Вы кем были до призыва на флот, товарищ матрос?

— Каменщиком…

— Фу-у… Каменщиком… — насмешливо протянул Солодовников. — А вот матрос Пушкарёв был помощником машиниста экскаватора. Шагающего! А то — каменщик…

О том, кем я работал на «гражданке», меня ещё в «учебке» комвзвода главстаршина Осинников спрашивал, заполняя графу «специальность до призыва».

Я на стройке кирпичи таскал, постеснялся сказать, что не имел профессии. Вот и ляпнул, что на ум пришло.

А мог представиться, к примеру, сталеваром, шахтёром–забойщиком, монтажником–высотником. Или глюкольщиком, каковым назвался баламут Полищук. Осинников в его служебной книжке так и записал: «глюкольщик».

— Это что за профессия такая? — спросил я однажды Полищука.

— Пустых консервных банок насобираю на берегу и в воду бросаю. Они тонут и — глюк, глюк, глюк… пошли ко дну, — расхохотался Полищук.

Вот и мне надо было глюкольщиком записаться. Или, на худой конец, выколотчиком–доводчиком. И непонятно, и звучит. И не посмеялся бы надо мной Солодовников.

А тот дальше по отсекам двинулся, разговор «по душам» повёл.

— Так вы, значит, товарищ Петров, вахту стоите на боевом посту?

— Иванов я, товарищ капитан–лейтенант…

— Да–да… Как же, знаю… Лучший гидроакустик дивизии…

— Радиометрист я, товарищ капитан–лейтенант…

— А-а… Ваш почин освоить смежную специальность должны поддержать и другие члены экипажа.

— Вы меня с Петровым спутали, товарищ капитан–лейтенант…

— Н–да–а… Не забывайте: гидроакустик — уши корабля.

— Радиометрист я…

— Вот–вот… Радиометрист — глаза корабля. Помните об этом всегда, товарищ Петров.

— Иванов я… Извините, тащ кап–нант, мешаете.

Старшина первой статьи Иванов вежливо отодвигает замполита в сторонку и припадает к экрану локатора. А тот, выполнив таким образом миссию по воспитанию личного состава экипажа, удаляется в свою каюту досматривать сон, прерванный учебно–боевой тревогой.

Безмятежно дрыхнувший «партиец–ленинец» Солодовников как нельзя лучше походил на образ замполита из армейских анекдотов. Из такого, например:

Сидит замполит в кабинете, от нечего делать мух бьёт линейкой.

Только замахнулся на одну, а она ему пропищала:

— Не бей меня, три желания исполню.

— Ладно, — говорит замполит. — Первое: хочу море водки.

Глядь: он уже на благоуханном острове под пальмой сидит. Море у ног плещется. Зачерпнул ладошкой — точно, водка!

— Второе желание, — кричит. — Всех красивых женщин сюда! Пусть целуют меня и обнимают…

Не успел молвить — девицы облапали, ласкают, прелести свои ему показывают. Тащится замполит от блаженства. Спохватился:

— Третье желание! Хочу сидеть и ничего не делать…

Только сказал, как снова очутился в кабинете. Сидит, мух бьёт линейкой…

Я стенгазету рисовать закончил. Солодовников проснулся, пробормотал:

— Нос деду-Морозу перекрась. Безыдейный получился. В политотделе неправильно поймут. Чего доброго, на вид мне поставят. Скажут: «Куда смотрел?» В отсутствии соцреализма обвинят. Дуй на берег в магазин. Вот, возьми на баночку гуаши.

И сунул мне смятый рубль.

У борта «Саратова» постукивал дизелем катер.

Я выбежал на верхнюю палубу и у трапа лицом к лицу столкнулся с командиром БЧ‑2 с К-136.