Геннадий Гусаченко - Рыцари морских глубин

— Водку на вынос не продаём…

— Червонец за хлопоты…

Швейцар сразу стал сговорчивым. Забрал деньги и вещмешок.

— Другой коленкор. — Ткнул здоровяка Пирожникова в пузо:

— Строители, едри вашу в медузу! Не с той ли лодки, что за сопкой торчит, дизелями коптит? Далеко слыхать.

— С какой ещё такой лодки? — прикинулись мы незнайками.

— Якорь не точите, всё равно тупой. Окромя вас во всей этой бухте никого нет. Ладно… Ждите…

Он принёс полный вещмешок бутылок.

— Осторожно, не разбейте. Салаги… Едри вашу в ракушки.

Мы благополучно вернулись на берег, где все спали под открытым небом. Протащили водку всё в том же обрезе из–под тараньки мимо полусонного вахтенного центрального поста, заныкали бутылки в трюмной выгородке. Лечь бы и нам спать, но самовольная вылазка взбодрила, хотелось новых приключений. На свою голову или на одно место. И мы снова двинулись в сопку. Теперь уже вдвоём с Петей Молчановым, переодевшись в робу, с ракетницей за поясом и с полными карманами сигнальных ракет. И то, и другое прихватили «на всякий случай» в каюте Тушина.

Первый выстрел сделал Петруха вниз, под сопку, прицелившись в пляжную постройку на берегу моря. Красная ракета, шипя и сверкая искрами, попала под навес домика, заплясала по деревянному настилу огненным смерчем. Оттуда с визгом выскочили ночные пляжники–любовники, опрометью бросились в воду. Шутка нас развеселила. Ещё бы! Лопнуть со смеху можно, глядя как улепётывают любители ночного купания от скачущей в темноте ракеты! Я перезарядил ракетницу и выстрелил по купающимся, чьи голоса хорошо были слышны в тишине тёплой летней ночи. Зелёная ракета запрыгала по воде. За ней ещё несколько, подряд выпущенных Молчановым, навели панику в рядах невидимых пловцов, с криками и визгами выбегающих из воды на берег. Скоро дикий пляж опустел, и мы побрели назад, осторожно пробираясь между деревьев. В просвете между ними пылал костёр. Несколько мужчин неплохо устроились возле него с гитарой и выпивкой в ожидании кипящего в котелке варева. Петруха прицелился и нажал спуск. Красная ракета ударила в костёр, разметала его, принялась беспорядочно носиться по кустам, ударяясь о стволы деревьев и рассыпая искры. Мужики, ничего не поняв, с перепугу разбежались по сторонам. Мы тихонько вернулись на лодку, положили ракетницу на прежнее место и улеглись спать, полные впечатлений.

Давно на пенсии мой боевой друг. После военно–морской службы он закончил юридический факультет Иркутского госуниверситета, посвятил жизнь охране правопорядка и борьбе с преступниками. Интересно, помнит он ту ночную вылазку на сопку?

Как бы сегодня квалифицировал нашу выходку полковник милиции Пётр Петрович Молчанов? Хулиганство? Безобидная шалость? А, Петруха?

А в ту, обволакивающую запахом жасмина тёплую приморскую ночь, кажется, только сомкнули глаза, как нас подняла команда:

— Подъём! Корабль к бою и походу приготовить!

Подводнику в море собраться, что цыгану подпоясаться. Посыпались горохом в рубочный люк, разбежались по отсекам и боевым постам. Захлопали, задраиваясь наглухо, переборочные двери. В узком проходе между ракетными шахтами и койками я столкнулся с Тушиным. (И когда приехал?!) Тот показал кулак и, почёсывая лоб, пообещал:

— Простите, киса, но по приходу на Камчатку получите сполна… Я покажу вам, как бегать в самоволку в моей рубахе! Заседание продолжается, господа присяжные заседатели. Командовать парадом буду я!

Через минуту полетели в центральный пост доклады о готовности корабля.

— Швартовым командам наверх!

Я в кормовой швартовой команде. Быстро надеваю капковый спасательный жилет, выбегаю наверх. Громыхают по железной палубе яловые сапоги матросов. Лейтенант Конашков (И он не опоздал!) командует нами. С верхнего мостика доносится голос вахтенного офицера лейтенанта Малкиева:

— Отдать кормовой!

— Есть отдать кормовой! — торопливо повторяет Конашков, и мы сбрасываем с кнехтов гачу троса, сматываем швартовый конец на катушку. Гулко бухают дизеля. Корма лодки плавно отходит от пирса, уезжающего назад. Удаляется туманный берег. Светает. Голодные чайки носятся над водой, резкими криками нарушая предутреннюю тишину пустынной бухты.

Через пару часов К-136 становится на якоря–бочки в Амурском заливе, занимает отведённое ей место в середине первой линии подводных лодок. Во вторую линию выстроены надводные корабли с крейсером «Адмирал Сенявин» в центре.

Военно–морской парад начался ровно в десять ноль–ноль с объезда командующего Тихоокеанским флотом парадных кораблей, стоящих на рейде на виду Владивостока. Роскошный катер «Тайфун» подходил к каждому кораблю, замедлял ход и адмирал Амелько, придерживая кортик левой рукой, поднимал правую с растопыренной пятернёй в белой перчатке чуть выше плеча, то ли не в состоянии, то ли из адмиральского форсу не донося её до околыша фуражки.

— Здравствуйте, товарищи подводники! — вялым, старчески–дряблым голосом здоровался адмирал, не глядя на тех, с кем здоровается то ли от скверного состояния в животе, то ли из желания поскорее сесть за праздничный стол.

— Здра жлам тащ дмирал! — зычно рявкает команда.

— Поздравляю вас с праздником — Днём Военно–морского флота, — тихо, будто неохотно, без энтузиазма в голосе, произносит адмирал, пошатываясь от качки катера.

— Ура-а! Ура-а! Ура-а! — выкрикиваем мы, и катер следует дальше. Свита штабных адмиралов, сопровождающая командующего, с почтительным подобострастием изображает приветствие небрежно поднятой рукой. В белых летних тужурках, в фуражках с белым верхом и на белоснежном катере они лебединым облаком проплывают мимо, и вздох облегчения вырывается из груди каждого из нас. Финита ля комедиа! Неделя авральной работы по подготовке к параду ради одной минуты смотра!

Катер «Тайфун», обойдя корабли на рейде, стремительно уносится в сторону набережной. Тысячи владивостокцев собрались там на грандиозное праздничное представление. Началось оно выходом из воды тридцати трёх богатырей с батькой Черномором во главе. На глазах всей городской публики «морские котики» — бойцы спецназа — выпрыгнули из самолёта с парашютами, приводнились в легководолазных костюмах и аппаратах, ушли под воду и появились из неё у самого берега. Овации и громкие возгласы восхищения нам хорошо слышны: акустика на воде отличная, а стоим мы всего в двух милях от берега: чуть более трёх с половиной километров. Своё мастерство по высадке бронетехники показывает десантный корабль. А вот в воздухе перекрестились водяные струи, создавая красивую фонтанную комбинацию: то бьёт из водонапорных брандспойтов пожарный катер. Грохочут пушки, стучат пулемёты на сторожевом корабле. Пронёсся торпедный катер и выпустил торпеду. Огненным смерчем унеслась в море ракета с эсминца. Впечатляющее зрелище! Вдруг в облачном небе раздался нарастающий гул самолётов. В белесой туманной дымке огромные махины пронеслись над нами на такой низкой высоте, что казалось заденут плоскостями за корабельные надстройки. То были знаменитые ракетоносцы «ТУ‑16». При заходе на аэродром два столкнулись над островом Русский. Экипаж каждого из них составлял семь человек. При падении погибли четырнадцать лётчиков и смотритель маяка, на крышу дома которого рухнул самолёт. В одном из этих самолётов в кресле стрелка–радиста, возможно, был Иван Быков — мой земляк, а мог и я оказаться, если бы сделал роковой шаг по приказу майора морской авиации тогда, во флотском «Экипаже». Но я выбрал подлодку и стою на её палубе, жадно провожая глазами летящие громадины, сотрясающие воздух, и не знаю, что через несколько минут два красавца станут грудой металла. Говорили после, что командующему флотом доложили о неблагоприятной метеорологической обстановке, недопустимой для полётов на низкой высоте. А лететь выше облаков пилотам не имело смысла: кто бы разглядел там грозные боевые машины? Но адмирал Амелько недовольно нахмурил брови: