Петр Губанов - Кочегар Джим Гармлей

— Петроград… Ленин! — наконец сказал он.

Русские повертели документ в руках и вернули Риду. Потом один из них нагнулся к брезентовому мешку Рида и стал рыться в нем. При каждом неловком движении русский морщился, должно быть, из-за недавнего ранения.

Постепенно до Рида дошла вся серьезность его положения. Красные пограничники, несомненно, приняли его за иностранного лазутчика. Невольно он вспомнил, как однажды его чуть не расстреляли восставшие пеоны, приняв за агента федералистов. Еще раз был такой же случай при поездке в Красное Село осенью семнадцатого года, когда белые наступали на Петроград. «Неужели придется погибнуть после того, как прошел через столько морей и границ? — думал Рид, глядя в бледные и изможденные лица красноармейцев. — Какая нелепая смерть!»

Антти сорвал с головы шапку и с криком «Перкеле!» [3] Черт! (финск.). бросил ее в снег. Видно, проводник тоже понял, что их дело плохо.

И вдруг все разом изменилось… Шапку Антти подняли и, стряхнув с нее снег, вернули недоумевающему владельцу. Красноармейцы смущенно и чуть растерянно заулыбались. Командир, откашлявшись в кулак, протянул Риду небольшой листок плотной серой бумаги. Это был пропуск на право входа в Смольный до 1 декабря 1917 года, выданный корреспонденту американской социалистической прессы Джону Риду. Внизу — печать и подпись: «Дзержинский».

Рид совсем забыл, что, готовясь к дальней дороге, положил в книгу этот пропуск, который бережно хранил два года как реликвию русской революции.

Закордонных, но теперь уже не нарушителей, а товарищей, пригласили в избу, обогрели и начали угощать всем, что только нашлось на заставе. Один из бойцов долго тряс руку Рида, не зная, как извиниться перед иностранным коммунистом. Потом ему пришла в голову мысль подарить американцу красноармейский шлем и валенки. Их носил его друг, боец Федор Зуев, погибший в схватке с белогвардейцем. Он обычно сопровождал арестованных, отправляемых в Питер.

— Возьми себе на память, — смущенно сказал пограничник.

Антти и Матти не стали долго задерживаться. Поев и обогревшись, они отправились домой, довольные, что все обошлось так счастливо.

Рид пробыл на заставе до обеда. Отдохнул и отправился в путь. Начальник заставы дал ему в провожатые бойца Задорина, того самого, что сделал ему такой теплый в буквальном смысле подарок.

Они шли на лыжах по неровной тропе: впереди красноармеец, следом — Рид. Когда лес немного расступился, Задорин замедлил шаг и, поравнявшись с американцем, сказал:

— А ты смело держался. Ведь мог подумать, что шлепнут тебя, да и баста. На войне всякое бывает.

— И баста, — улыбнулся в ответ Рид, уловивший из всей фразы Задорина одно-единственное знакомое слово.

Поздно вечером вышли к железной дороге немного левее заснеженной станции Дибуны. На этом месте они попрощались. Задорин отправился в обратный путь на свою заставу, а Рид стал ждать пригородный поезд.

Впереди в прозрачном тумане угадывалось далекое полыханье множества электрических огней. Это был Петроград…

В красноармейском шлеме со звездой и в валенках Джон Рид приехал в Москву.

В первое время он жил в гостинице недалеко от Кремля. Но вскоре переселился в маленький деревянный дом на Грузинах.

Первая встреча с Лениным произошла в рабочем кабинете Председателя Совнаркома. За столом сидели несколько работников Коминтерна, а Рид все не решался начать разговор о разногласиях американских коммунистов. У Ленина усталый вид. Он еще не оправился как следует после ранения. Положение в стране трудное. Каждая минута вождя пролетариев принадлежала революции. Сегодня за столом шла речь о подготовке конгресса Коминтерна.

«Нет, сейчас Ленину не до меня», — думал Рид, глядя на сощуренные глаза Ильича, на его крупную, чуть склоненную набок голову.

Но Ленин запомнил встречу с неугомонным журналистом в дни Октября. Он хотел знать о последних событиях в Америке и пригласил Рида в гости, на свою квартиру в Кремле.

Все было просто в этой квартире: скромная мебель, старенькая, аккуратно заштопанная скатерть на кухонном столе и неровно светящаяся лампочка-пузырек над ним. Чай пили с колотым сахаром и с черным хлебом. Ленин угощал гостя и рассказывал, как вкусно пахнет настоящий ржаной хлеб, испеченный в русской печи. Ильич был весел и часто смеялся.

Но как только Рид стал говорить о разногласиях среди коммунистов Америки, с лица Ильича сразу исчезла улыбка. Чуть наклонив голову, Ленин внимательно слушал, потом встал, прошелся по комнате, подошел к Риду, сказал:

— Нужно объединяться. И чем быстрее, тем лучше. Единство коммунистов — непременное условие деятельности партии. Это архиважно. Обе партии стоят на позициях Коминтерна. Значит, разногласия могут и должны быть преодолены.

Он говорил доходчиво и понятно.

Ленин дружелюбно улыбнулся, сощурил в лукавой усмешке глаза и стал расспрашивать о недавней схватке американских коммунистов с социалистами.

Потом были еще встречи с Лениным. Владимир Ильич всегда был рад американскому коммунисту. Они говорили о многом: о мировом рабочем движении, о международном империализме, о Шаляпине, о волне судебных процессов над коммунистами, прокатившейся по многим странам Европы и Америки. По просьбе Ленина Рид написал для него записку о рабочем и коммунистическом движении в Америке. Затем большую статью об этом же в журнал «Коммунистический Интернационал».

Джон Рид решил пробыть в России еще несколько месяцев. Он настойчиво изучал самую необычную в мире страну. У него возник замысел еще двух книг о русской революции. [4] «От Корнилова до Брест-Литовска» и «Дым революции».

Рид ездил на Волгу, в города Подмосковья, знакомился с молодежью. Он жил бедами и радостями советских людей. Как все, ел жидкую овсяную кашу, пил морковный «чай» без сахара, мерз и простужался. К нему привыкли у нас и считали своим.

Перед отъездом на родину Рид снова побывал в гостях у Ленина и получил от него предисловие к своей книге «Десять дней…».

Владимир Ильич писал: «…Эту книгу я желал бы видеть распространенной в миллионах экземпляров и переведенной на все языки, так как она дает правдивое и необыкновенно живо написанное изложение событий, столь важных для понимания того, что такое пролетарская революция…»

Вначале Рид хотел перейти северо-западный фронт, попасть в Латвию и оттуда морем пробираться в Америку. Он проехал на поезде до прифронтовой полосы, несколько километров прошел пешком и вынужден был вернуться обратно: впереди находились белогвардейские заставы.