Гапарон Гарсаров - Храм живых статуй

--Вы не понимаете, Антошка слишком молод, он обязательно что-нибудь напортачит и лишится головы. Он ещё ни разу не участвовал в подобных рискованных мероприятиях, ему нужна серьёзная подготовка. Позвольте мне выполнить это задание. Я знаю, что это тоже не принесёт желаемых результатов, но пусть лучше умру я, чем он.

--Во-первых, ты уже засветил себя с Вестой, и русалка не подпустит тебя ближе, чем на расстояние выстрела,-- принялся объяснять глава ангрилотов, загибая пальцы.-- Во-вторых, ты не знаешь, что конкретно нужно сделать, чтобы добиться поставленной цели. В-третьих, ты слишком зол и экспансивен, а это ни мне, ни тебе на пользу не пойдёт.

--Ну да, будто бы Антон чем-то лучше!-- усмехнулся парень, взял свою чашку и понюхал её содержимое.

--Он лучше,-- кивнул Кирилл Константинович.-- Я не буду говорить, в чём именно, но это так. И я не собираюсь менять своего решения, тем более его поддержали все члены совета.

--Это же бред!-- вновь вскипел Родион, ударив кулаком по столу и чуть не выронив из другой руки чашку.-- Это всё равно, что отправлять на войну мальчишку, который даже не может поднять меч...

--Мы бы не доверили такое дело твоему брату, если бы не были уверены в нём.

--Хорошо, тогда почему я не могу помочь ему с этой проблемой? Скажите, почему? Почему Вы не посвятили меня во все нюансы операции?! Вы не доверяете мне? Вы сомневаетесь в том, что я сохраню это в тайне? Или, может, я-то как раз и не способен справиться с этим заданием?..

--Видишь ли, стрелять из одного пистолета может только один солдат,-- всё так же спокойно отвечал Охтин, изредка пробуя свой восхитительный напиток.-- Чем меньше людей будут знать об этом, тем лучше для нашей миссии. И я вовсе не перестал доверять тебе, но в силу определённых причин не могу допустить, чтобы ты мешал собственному брату.

--Я не буду мешать, я всего лишь прикрою его!

--Нет!-- прикрикнул в ответ наставник и отставил чашку.-- Нет, и это не обсуждается.

Родион нервно глотнул чай и, закусив губу, вдруг швырнул свою чашку в противоположную стену. Та пролетела над столом, облив белоснежную скатерть напитком, и разбилась, огласив помещение звоном осколков.

--Я всё равно не допущу этого,-- низким голосом сказал парень и поднялся со стула.-- Я не дам Вам испортить Антону жизнь. И мне плевать, если Вы отлучите меня от братства, терять мне больше нечего...

--Это называется дезертирство, Родя,-- промолвил Охтин, ничуть не испугавшись его выходки.-- Ты знаешь, как ангрилоты поступают с дезертирами...

--Я сказал, мне плевать!-- повторил старший Медведев.-- Я докажу всем, что боролся с Вашими сумасшедшими идеями разрушить братство, и тогда судить уже будут Вас!

--Ты поступаешь глупо. Мне не остаётся ничего иного, как избавиться от тебя.-- Кирилл Константинович сделался очень серьёзным. Глаза его блеснули злым огоньком, а руки напряглись.

Даже если он сейчас позовёт охрану, Родион не сдастся без боя. Однако Охтин не стал этого делать. Он продолжил сидеть на своём месте и пододвинул чашку с чаем поближе к себе, словно намериваясь выпить её. А вот парню стало нехорошо. Голова закружилась, а ноги перестали подчиняться, словно несколько холодных иголок вонзились в них. Родион покачнулся и упал прямо на паркет, не в силах что-либо произнести.

--Это яд "Корвос", из Египта,-- отозвался Кирилл Константинович, по-прежнему мирно попивая чай за столом.-- Я подумал, что тебя придётся успокоить, чтобы ты не сорвал наши планы. Нет, не переживай, он не смертелен. Это всего лишь мощное снотворное. Ты отдохнёшь от своих тревог, восстановишь силы, а Антон тем временем разберётся с нашим делом.

Родион уже плохо слышал наставника. Его голова отяжелела, а глаза слипались. Он лежал перед мужчиной абсолютно беззащитный, словно разбитая статуя, которую решили отправить на свалку.

--Мне кажется, потом ты даже поблагодаришь меня за это,-- добавил Охтин, взглянув на притихшего парня.-- А пока отдыхай. Я распоряжусь, чтобы тебе подготовили самую дальнюю комнату в моём поместье.

Валра

Смотреть на переливающиеся разноцветные стёклышки было одно удовольствие. Порой за этим занятием проходили целые часы, а казалось, будто прошла всего пара-тройка минут. Лавра очень раздражалась, если кто-нибудь отвлекал её. Бывало, что пройдёт мимо незнакомый парень, толкнёт невзначай плечом, и всё, настроение безвозвратно испорчено. Поначалу Лавра ещё держала себя в руках, но в последнее время вполне могла накричать на такого грубияна или даже толкнуть его в ответ, да так сильно, что у того возникало лишь одно желание - побыстрее скрыться от этой сумасшедшей.

Витраж в петербургском университете считался одним из самых прекрасных. Раньше Лавра как-то не придавала ему особого значения. Красиво, да и только. Теперь же любимым времяпрепровождением в университете у неё было наслаждаться композицией из мелких разноцветных стёклышек. Причём в зависимости от погоды и времени суток витраж каждый раз выглядел уникально. Это и привлекало в нём больше всего.

Девушка даже пропускала занятия, засмотревшись на него. Более того, на прошлой неделе она простояла так два часа, совершенно забыв о том, что шла на заседание кафедры. Когда преподаватели и аспиранты возвращались по коридору, они крайне удивились, застав Гербер за этим странным занятием. Если бы они только могли знать, как хорошо становилось ей в эти минуты. Такое невозможно было сравнить ни с чем. Разом пропадали в никуда все проблемы. Не было ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Не надо было никуда идти и что-либо делать. Никаких обязанностей, вообще ничего. Лавра словно становилась одной из статуй, которые можно было повстречать в коридорах университета. По крайней мере, ей хотелось стать каменным изваянием и молча наблюдать за суетливыми смертными. Они бы даже не замечали её присутствия, ходили бы взад-вперёд, делились секретами, думая, что их никто больше не слышит.

Но и сегодня Лавре не дали сосредоточиться. Она успела полюбоваться витражом каких-то десять минут, когда её позвал из соседнего коридора густой мужской бас.

--Гербер, где отчёт о научной работе?!-- потребовал здоровенный дяденька с торчащими во все стороны седыми волосами.

Это был профессор Дудонтов, новый научный руководитель Лавры. В отличие от прежнего, Ивана Пантелеевича Коливина, погибшего в ноябре в пещерах Дорта, этот отличался самым завидным образом. Он постоянно контролировал свою странную аспирантку, заставлял читать монографии известных историков, устраивал всевозможные спецкурсы по истории Древней Руси, давал письменные задания и каждый день спрашивал, на какой стадии находится работа над диссертацией. Впрочем, как и всегда, Лавра не могла его ничем порадовать. Про диссертацию она думала мало, к сдаче кандидатских экзаменов нисколько не готовилась, а на спецкурсы вообще не ходила. Словом, для профессора Дудонтова аспирантка Гербер была самой худшей ученицей, с которой ему довелось связаться на свою голову.