Мария Обатнина - Игра. Реванш

— Минус один, — устало сказал Смолин, поднимаясь на нарах, вытирая сочившуюся из прокушенной шеи кровь, — Я же сказал «ТИХО ДО УТРА!»

Головорезов, вскакивая с нар, ошалело выкрикнул:

— Ферзь, да ты замочил его!

В дверях загрохотали замки, железная дверь с противным лязгом распахнулась, в камеру, гремя подошвами ботинок, ввалились пятеро конвойных.

— Сейчас начнется хаос и паника… — только и сказал Смолин, в изнеможении опускаясь на застиранное постельное белье.

"Камеру к досмотру!" — выкрикнул конвойный.

Смолин, положив руку под голову, прищурившись, наблюдал за ввалившимися с топотом в камеру охранниками. Один из них, тот самый, который больше всех усердствовал, избивая Алексея, подкинул в руках резиновую дубину и, обведя камеру холодным взглядом, рявкнул:

— ВСТАТЬ, ОСЫ!

Головорезов с Богомоловым, послушно соскочили с нар, застыв по стойке смирно с поднятыми и заведенными за голову руками, Смолин же единственный остался лежать, выказывая полное пренебрежение к происходящему. Блондин, с изрытым оспой лицом, сплюнув себе под ноги, рывком стащил Алексея со шконки, затем, ударив дубиной в живот, распрямил его, крепко схватив за шкирку:

— Смолин, в «шизняк» захотел, паскуда? Я тебе оформлю там постоянную прописку!

Алексей, тиснув зубы от боли, нашел в себе силы выпрямиться и, криво усмехнулся одной половиной рта наглой ухмылкой, снисходительно глядя на поигрывающего дубиной детину. Мгновенно сориентировавшись, он произвел молниеносный анализ.

«Соскочить с камеры не реально. Выход только через больничку. Там сделать инъекцию для Рязанцевой не составит особого труда, значит, нужно спровоцировать».

— А мне белый билет полагается! — нагло заявил Алексей, цинично хмыкнув, — Тяжело ранен на Колчаковских фронтах!

Ответом ему был новый сокрушительный удар дубиной по почкам. Скрипнув зубами, Алексей согнулся пополам, а когда второй охранник сделал ему подсечку, поставив на колени, добавил серию ударов по спине и по шее.

Рыжий детина, склонившись над трупом Иващенко, проверил пульс, оттянул веки, и, констатировав летальный исход, снизу вверх обвел заключенных мрачным, ничего не предвещающим взглядом.

— Жмурика нам еще не хватало на дежурстве… КТО? — только и спросил он. Головорезов, встретившись глазами с побледневшим от боли Смолиным, пожал плечами:

— Обычная тема, начальник: шел, поскользнулся, упал, очнулся — труп; пол в камере скользкий, сам знаешь.

— «Смотрящего» выгораживаете? — конвойный двинул Головорезову дубиной по зубам. Тот, выплюнув передний зуб, щербато ощерился. Нестандартное поведение Смолина сорвало с заключенных смиренные маски: звери оскалили пасти, готовые вот-вот вцепиться в глотку конвойных и растерзать их в клочья. Годы тупого скотского существования, проведенные в постоянной скрытой агрессии и вынужденного подчинения, аккумулировали в них выход негативной энергии. Богомолов, едва сдерживаясь, стоял с поднятыми руками, и, кивнув в сторону стоящего на коленях Смолина, которого удерживали в такой позе сразу трое охранников.

— Закусить он хотел Ферзём, начальник, Ферзь со сна силу не рассчитал, а «Ванька» об шконку виском и ударился!

— Цирк, — мрачно констатировал рыжий, переводя взгляд на Алексея, — Ты, сука, беспредел будешь творить, а мы покрывать твои художества? Белый билет тебе полагается, говоришь, так это мы мигом организуем, — процедил он, приподнимая голову Смолина за волосы. — Ты, сука, замочил его?

Алексей, насмешливо хмыкнув, высокомерным взглядом уставился в лицо рыжему.

— Базар фильтруй, гандон мусорской, — подражая блатному жаргону выдал Смолин, полный отвращения к сложившейся ситуации, — по понятиям разговаривай, а то ведь за накат отвечать придётся!

— Что ты сказал, тварь? ПОВТОРИ! — прорычал охранник, со всей дури ударяя дубиной по загипсованной руке Алексея. Тот, перекосившись от боли, прохрипел:

— А мне с тобой чирикать масть не позволяет, — Смолин сплюнул сквозь зубы, попав прямо на пятнистую форму конвойного. — Усек, начальник?

— Кранты тебе, — только и сказал рыжий, позеленев лицом. Краем глаза Смолин успел увидеть летящую ему прямо в лицо подошву ботинка. Тьма, разорвавшаяся в голове Алексея, поглотила его, а боль, затянув в гигантскую воронку, накрыла подобно снежной лавине. На десятом ударе ему удалось абстрагироваться от боли, а мысли о сыне помогали не сойти с ума. Никогда, даже в самых горячих точках, находясь в эпицентре боя, Алексею не приходилась выдерживать такую адскую боль. Удары сыпались на него как из рога изобилия. Трое конвойных, обуреваемые молчаливой злобой, наносили беспорядочные удары по заключенному, превращая его лицо в кровавую маску, со знанием дела отбивая внутренности и ломая вторую руку. Впечатанный лицом в пол, Смоли, харкая горячей кровью, мыслями был далеко, там, где шумит камыш, поют кузнечики и доносится заливистый смех Ники:

«Лёшка, я хочу тебя, прямо здесь, — Азарова призывно улыбается, лежа на ароматной скошенной траве: черные волосы разметались, чувственные губы приоткрыты, влажная полоска зубов белым жемчугом сверкает в лучах полуденного солнца. — Любимый, мой единственный, мой…»

Смолин жадно целует полураскрытые губы возлюбленной, неторопливо расстегивая пуговицы на ее блузке.

«Твой, детка, твой…»

«Лёша, я хотела сказать тебе, милый, кажется, я беременна!»

Окончательно отключаясь, Смолин успел подумать о том, до чего же Рязанцева внешне похожа на покойную Азарову: тот же овал лица, цвет глаз, изгиб губ…

«Главное выдержать, а там — свобода…» — подумал Смолин, проваливаясь в черную бездну.

Когда он открыл затекший глаз, то почувствовал дурноту, накатившую на него. Изображение было расплывчатое, мутное, в воздухе плясали черные мушки, ноздри приятно щекотал специфический аромат карболки, хлорки, а так же с примесью йода и хлороформа.

«Получилось!» — удовлетворенно подумал он, и разбитые в кровь губы тронула легкая торжествующая полуулыбка.

* * *

Добравшись до Соль-Илецка и пройдя долгую проверку по всем инстанциям режимного предприятия, Рязанцева остановилась перед выкрашенную серой краской дверью.

— Добрый день, — Рязанцева напористо вошла в кабинет начальника отдела кадров закрытой тюрьмы строгого режима "Чёрный Дельфин".

— Проходите, гражданка Васнецова, — седовласая женщина мрачно кивнула, не отрывая взгляда от монитора, указав на стул, стоящий напротив её стола. Анжелика невесело усмехнулась своим мыслям, отметив печать беспросветной тоски на землистом лице безликой начальницы.

— Ольга Юрьевна, вот мои документы, рекомендательные письма, послужной список, — она протянула ей пакет документов, но та, мелькнув взглянув на него, отрывисто распорядилась, наконец-то удостаивая Рязанцеву взглядом.