Анастасия Киселева - Одно сердце на двоих

Юни сочувственно вздохнула. Она знала историю с исчезновением родителей Вервульфа. В общих чертах, скорее от друзей, чем от самого вожака, как и она сама не любившего делиться своими горестями. Она искренне сопереживала оборотню, но не знала, как помочь, как поддержать. Что произошло тогда, не удалось разобрать по свежим следам; что уж говорить сейчас — столько лет прошло.

Оборотень поднял голову и улыбнулся названной дочери.

— Напои клык своей кровью, и он признает тебя хозяйкой и всегда будет тебе надежной защитой. Даже один.

— У меня не будет защитника лучше тебя, — улыбнулась в ответ Юнона и решительно провела острием по ладони. Порез мгновенно набух кровью, и девушка осторожно прижала к нему лезвие широкой стороной. Холод металла успокоил горящую кожу, и оборотень удовлетворенно кивнул.

— Ты узнавала у молодой Кобры, что за дело привело ее сюда? — Волк задал следующий вопрос, наблюдая, как Юни очищает кинжал перед тем, как спрятать его в ножнах, и промывает порез в холодной воде.

— Нет, — Юни пожала плечами. — Фалитта не говорила, а я не спрашивала. Как-то к слову не пришлось.

— Ты должна узнать, — нахмурился оборотень. — Ее затеи могут быть опасны для тебя.

— Брось, Волк, — Юни отмахнулась. — Расклад: трое против одной. Да, и захоти Фолл что-то сделать, ей не было бы смысла тянуть.

Вервульф пристально посмотрел в глаза названной дочери, и та сдалась.

— Хорошо, я поговорю с ней. Только ее для этого еще надо поймать: Фалитта уходит из Сарсхолла еще раньше, чем мы с тобой, и где она пропадает — я не знаю. А вечером особо не пообщаешься, сам знаешь — мы на виду.

Каким бы делом днем не была занята дочь богини, вечером сэр Майхорт считал своим долгом развлекать посланницу и ее свиту. В большом каминном зале ставились столы и скамьи, зажигались свечи, и начинался пир. Девушки сидели по правую руку от коменданта, и ни о каких откровенных разговорах речи идти не могло. Перед ними рыцари на мечах демонстрировали свои умения, им пел древние сказания менестрель, а сэр Майхорт и его ближайшие помощники пытались втянуть девушек в светскую беседу. Тянулись такие посиделки далеко за полночь, и уставшие за день подруги расходились по своим спальням без особых разговоров.

— А ты? — Юнона внезапно осознала, что Вервульф является таким же непосредственным участником авантюры, как и она сама. — Ты проводишь много времени среди обитателей замка. О чем говорят они? С какой целью им потребовалась божественное вмешательство?

Оборотень поморщился.

— Мне стоило прибыть в шкуре зверя, — отозвался он. — Притворился бы твоим псом, толку было бы больше.

— Ночевал бы в моей комнате и лежал во время ужинов у моих ног, — подколола девушка.

— И присмотрел бы за тобой заодно, — парировал оборотень. — Со мной стараются не заводить разговоров, я не вызываю особого доверия, сама знаешь. Кроме того, Богиню звал комендант, и с остальными он своими планами не делился. Меня самого пытались расспрашивать, хотя я чувствую боязнь и опаску окружающих. Мы для них иные существа, живущие в замке на холме Пайн, и все их представления о нас диктуются дошедшими от предков легендами.

— Мы из другого мира, — пожала плечами Юни. — Они понимают это.

— Для них нет других миров, — фыркнул оборотень. — Есть сказочный замок с холма Пайн, и все, что не укладывается в их представление о мире, происходит оттуда. Добрый Народ, про который пел песенки их сказитель, для этих людей более реален, чем мы, хотя нас они видят собственными глазами, а о тех только слышали.

— Ну, увидев такую, как Лана, поверишь в любые сказки, — рассмеялась Юни. — Ты заметил, как на нее смотрят?

— Ты практически не общаешься с ней последнее время, — заметил Вервульф. — У вас все в порядке?

— Да, — Юнона пожала плечами. — Я звала ее с нами, но она отказалась. Мы долгое время пробыли вместе, неразрывно друг от друга. Это очень утомительно, поэтому я стараюсь сейчас ей не мешать.

— Я даже не могу представить, насколько это тяжело.

— Одно тело — две души. Один мозг — два сознания. Одно сердце…, - Юни не договорила и махнула рукой. — Знаешь, Волк, сложнее всего все время быть лучше, чем ты есть. Она единорог, великая героиня войны, спасшая множество жизней и практически в одиночку одолевшая врага. Она Та, что Хранит, а я обычная человеческая девчонка. Мне до Ланы, как до звезды. Она идеал, а я — так. Пытаюсь соответствовать.

Юни замялась, не зная, стоит ли говорить отцу, даже названному, о самой серьезной стороне такого союза. Юнона была смертной женщиной, со своими слабостями и желаниями, со своими порывами и страстями, возможно порочными, но неискоренимыми. Не то, чтобы девушка заглядывалась на кого-то в эльфийских землях, но по ночам ей нет-нет, да вспоминался насмешливый взгляд водянистых глаз, да хватка сильных тонких пальцев. Что же с ней будет, когда в ее сердце постучится настоящая любовь? Платонические отношения не устроят ни Юнону, ни, тем более, ее избранника. Да, Киэ-Ланарт поймет и слова не скажет, но ей будет неприятно.

— Ты не жалеешь? — Проницательно спросил оборотень, явно догадывающийся о подоплеке воцарившегося молчания.

— Нет, — Юни решительно тряхнула головой. — И окажись я вновь перед выбором, поступила бы так же. Сожалею лишь об одном: за несколько минут Фалитта смогла сделать для Ланы больше, чем я за целый год. Плохая я Хранительница.

— Даже дочь Огненной Кобры Нарваннской, в чьих жилах течет божественная кровь, не сумела вдохнуть жизнь в Дух Рога, — парировал Вервульф. — И уж тем более, ей не пришло бы в голову пожалеть призрака и разделить с ним собственное тело.

Юни с сомнением прикусила губу, но спорить не стала. Не было в этом смысла.

Киэ'Ланарт беззвучно приоткрыла дверь своей спальни. Только удостоверившись, что в коридоре безлюдно, она выскользнула из комнаты и, тихо ступая, устремилась к лестнице.

Тело, сотворенное из огня, двигалось легко и плавно. Каждое движение девушки было исполнено грации и изящества, и никто, даже самый предвзятый наблюдатель не догадался бы, сколько сил эта кажущаяся легкость требует от Ланы.

Десятилетия, проведенные в призрачном состоянии, не прошли даром, сильно изменив погибшего единорога. А может быть, повлиял последний год, когда Киэ'Ланарт привыкала смотреть на мир чужими глазами, из-за чужого плеча. Сейчас сознание Юноны не ощущалось рядом: в этом огромном и холодном замке Лана была одна. Это пугало. Пугали окружающие люди: Лану тяготил их интерес, обращенные на нее взгляды и даже неприкрытое восхищение. Она стала нелюдимой: избегала любых попыток завязать разговор, разрешила убирать в своей спальне только в свое отсутствие, почти не пользовалась услугами выделенной ей служанки, и даже не доверяла той расчесывать свои чудные мягкие локоны.