Михаил Первухин - Колыбель человечества

— А откуда янки узнают про нашу находку? — задал я скептический вопрос расходившемуся, размечтавшемуся не в меру Максу.

— Мы скажем, когда…

— Когда вернемся? — засмеялся я. — Да? А мне кажется, дружище, что как бы не вышло по-иному. По крайней мере, сам ты недавно убедился из разговоров с «хранителем тайн», что, пожалуй, в одной из пустых ниш этого ледяного кладбища скоро прибавятся новые квартиранты. Понял?

Макс хотел что-то ответить, но потом махнул рукой, потупился и, положив дневник Гудзона рядом с его трупом, отошел в сторону.

— Пойдем… назад! — сказал он хриплым голосом через минуту.

И мы в самом деле выбрались, сопровождаемые нашим конвоем, на поверхность земли, а потом в нашу камеру.

Когда мы брели по снегу, покрывавшему улицу — подступ к «городу на холме», я случайно поглядел в ту сторону, где виднелись в смутном, призрачном свете руины «города мертвых».

И невольно вскрикнул:

— Свет! Свет!

В самом деле, на краю горизонта виднелась узенькая полоска чуть брезжившего света. Только мой истосковавшийся взор привычного бродяги по ледяным пустыням, в царстве полярной ночи, мог увидеть этот слабый свет.

Следом за мной и Макс, глубоко взволнованный, повторял трепетным голосом:

— Свет, да, свет!

— Близится «день светозарного бога Индры», — сказал, как бы давая ответ на чей-то вопрос, один из наших провожатых.

— Завтра «день счета», — поддержал его другой.

— «День красных» и «день черных чисел», — отозвался третий.

— Я уже слышу: звенит сталь, ударяясь о сталь, металл жадно пьет алую кровь «детей света». Души «тех, которые не нужны», мчатся навстречу огненной колеснице Индры, светозарного, победоносного, приветствовать его возвращение.

— Я вижу, плывут, плывут по волнам льдины, и с них несутся песни девичьих голосов, поющих гимн смерти! — закончил четвертый.

— Что это все значит? — спросил я Макса, когда он перевел мне слова спутников.

— Почем же я-то знаю? — пожал он плечами. — Надо будет расспросить!

Когда мы вошли в нашу камеру, мы увидели Падди. По-видимому, в наше отсутствие на ирландца нашел его стих: Падди сидел, забившись в угол, скаля зубы, глядя вокруг сверкающими глазами, и его лицо было бледно, как полотно, и он дрожал всем телом.

— Что случилось? — окликнул я его.

— Я… опять… видел… Тима Фиц-Руперта! — простонал Падди. — Он пришел сказать мне, что осталось только десять суток… Но он лжет, он лжет. Я не умру. Я не хочу умирать!

Падди упал, и длинное тело его забилось, извиваясь в судорогах, по полу нашей комнаты. Мы стояли около несчастного и глядели на него угрюмыми глазами. И в душе каждого из нас шевелилась та же роковая мысль о близкой гибели…

Несколько часов спустя Макса позвал один из конвойных. Переговорив с ним, немец исчез куда-то, воспретив следовать за собой Энни. Вернулся он через полчаса, озабоченный, но вместе как будто несколько успокоенный.

— Меня звал «хранитель тайн», — сказал он.

— Старый седобородый джентльмен?

— Ну да. Он сказал очень многое. Во-первых, он предполагает умереть завтра.

— Гм! Похороны по первому разряду? — засмеялся Падди, уже оправившийся от своего испуга, но смех его звучал фальшиво, и голос был хриплым, как голос голодного волка.

— Затем, — продолжал Макс, не обращая внимания на неуместную шутку ирландца, — затем старик предупредил: завтра у них очень странное торжество, этот самый «день счета». Я, в сущности, не совсем понял, в чем дело. Но будешь нечто вроде воинских игр, в которых примут участие до пятидесяти подростков-мальчиков.

— Люблю бокс! — опять замолвил Падди. — Ежели, конечно, констебли и шерифы не испортят игры.

— Не перебивай, Падди! — оборвал его Макс. — Есть нечто новое по отношению к нам. «Великий единый» или «хранитель тайн» сказал дословно следующее — «совет семи мудрых» склоняется к тому, чтобы к трем из четырех пришельцев, мужчинам, применить во всей строгости «закон огня», обрекающий вернувшихся на смерть. Но покуда я жив, приговор этот не будет исполнен. Когда я умру, «хранителем тайн» станет Ту-Ваи, он же говорит: смерть.

— Черт знает что такое! — заволновался Падди.

— Да подожди ты. Пусть Макс договорит до конца! — одернул его я.

— Дальше, — продолжал Макс, взвешивая каждое слово, — дальше «хранитель тайн» сказал следующее: Энни признана не вернувшейся самовольно, а возвращенной самим Индрой, стоящей под его покровительством. Энни, которую уже признала ее мать, одна из касты «людей меча», остается неприкосновенной. Завтра для нее будет избран муж из этой самой касты.

— Для меня? — воскликнула девушка гневно и страстно. — Я не хочу. Я не подчинюсь. Я избрала себе мужем тебя, и только смерть отнимет тебя от меня. Где ты, там я, где твоя душа, там моя душа, и где твоя гибель, там моя гибель.

Макс с нежной лаской обнял девушку и поцеловал ее.

— Не торопись, дитя! — сказал он грустно. — Я знаю, ты любишь меня, и я, видит Бог, люблю тебя больше жизни. Но ведь мы осуждены на смерть. Ты это слышала?

— Я умру вместе с тобой! — сказала Энни решительно.

— Подожди же! — слегка отстранил ее Макс. — Дай докончить!

Итак, «хранитель тайн» сказал еще следующее: «Я не хочу гибели пришельцев, ибо убедился, что они не те, которые ушли, раскаялись, вернулись, и не посланцы мятежных ренегатов, а существа другой, особой, может быть, низшей породы».

— Покорно благодарю! — пробормотал Падди.

— «Я, — говорит «хранитель тайн», — пошлю в должный час к вам того, кто будет знать «тайну скалы», и вы последуете за моим посланным без замедления, ибо путь его — путь ко спасению».

— Темно, но, кажется, обещает старикашка помочь нам улизнуть отсюда! — возликовал Падди.

— Похоже на то! — отозвался и я.

— Не представляю себе, как это все будет, — сказал озабоченно Макс. — Но, во всяком случае, нам, значит, надо быть готовыми к бегству. Пожалуйста, друзья, осмотрите наше оружие, потому что так или иначе оно нам очень скоро понадобится. Затем, я думаю, было бы абсурдом бежать по ледяной пустыне в этих кисейных тряпках. Нечего и говорить, они были хороши тут, где так тепло, что женщины разгуливают с обнаженными руками. Но в пустыне…

— Наши лохмотья целехоньки. Они в этой нише, за колонной! — отозвался Падди.

— Одно меня смущает, — продолжал Макс. — Где мы возьмем припасы?

— Когда нам дадут сегодня трапезу, можем захватить кое-что! — сказал Падди.

— Что можно взять? Хлеба на полтора два дня, и только…

— Да лишь бы удрать отсюда! — вскинулся Падди. — Я сыт по горло всем этим. Я думал, здесь — спасение. А здесь кровавое гнездо какое-то. Не люди, а призраки, кровожадные вампиры. И, я глубоко уверен, колдуны самой чистой или, вернее, самой грязной воды. Это они подсылают ко мне призрак Тима Фиц-Руперта. Но я надую и их, я надую и Тима. А если придется схватиться, то, будь я трижды проклят, пусть идет моя бедненькая душенька в ад, если уж этому суждено быть, то, голубчики, я, Патрик Донохью, клянусь всеми святыми, я в одиночку не отправлюсь в преисподнюю. Я приведу с собой столько вашей братии, что у мистера Черного не хватит котлов с кипящей смолой для их принятия. Вот что!