Поль д'Ивуа - Тайна Нилии

Там, под сенью сикомор, французы все еще отдыхали на траве, предаваясь сладкой лени; перед ними виднелись на белом фоне разостланной скатерти остатки сытного завтрака. Глядя на эти яства, лицо Джона нахмурилось.

— Они там назавтракались, — сердито пробурчал он, — а мы сидим впроголодь!

— Ну что же делать, позавтракаем завтра! — пошутил Джек.

— Тебе хорошо шутить, ты, быть может, не голоден, а я…

— Нет, нисколько, я охотно бы съел что-нибудь, но так как у нас нет никаких припасов, то я стараюсь убаюкать свой голод надеждой на вкусный обед в будущем!

Вдруг чей-то голос произнес у них за спиной:

— Нилия. Ночь теплая!

Оба брата разом обернулись; перед ними стоял негр в красном бурнусе, с корзиной в руках.

— Вот для вас завтрак, — произнес он, — там знали, что вы не успеете захватить с собой ничего съестного, и мне было приказано принести сюда все, что нужно, для завтрака на двоих!

— Прекрасно, эта Нилия позаботилась даже о том, чтобы нам было чем позавтракать, за что я крайне ей признателен! — пошутил Джон.

И молодые люди стали завтракать.

Когда они кончили, негр собрал тарелки и остатки в свою корзину и снова исчез так же проворно и незаметно, как и появился.

— Ну, теперь я прилягу заснуть! — заявил Джон.

— Хорошо, спи, а я посторожу их! — согласился Джек и, подойдя к широкому окну между колонками киоска, он устремил свой взор вдаль и на тот берег.

Мысли его невольно уносились к этой таинственной, загадочной Нилии, которая дразнила, раздражала и вместе манила его. И, странное дело, он бы должен был презирать эту женщину, которая вынудила его исполнять презренное ремесло шпиона, а между тем он питал к ней какое-то необъяснимое нежное чувство. Тем временем солнце уже начинало клониться к горизонту и золотило прощальными лучами розовые пески отмелей, воды Нила становились все синее и темнее.

Как будто только этого и ждали французы, которые теперь одни остались на берегу; они поднялись со своих мест и стали прохаживаться по берегу. Одновременно с этим Джек заметил, что от острова отделилась лодка с одним гребцом и направилась как раз к тому месту, где находились французы. Сердце Джека дрогнуло; наступал решительный момент. Он подошел к брату и стал будить его. Затем оба вышли из киоска и, притаившись в кустах, стали наблюдать за заговорщиками.

Скоро лодка, отправившаяся с острова с одиноким гребцом, пристала к берегу, и Робер Лаваред и все его спутники, в том числе и орангутанг Хоуп, сели в лодку, которая тотчас же поплыла обратно к Филэ, направляясь к тому месту, где холмистая часть острова врезалась в реку высокой косой. Так как эта часть острова покрыта более густой растительностью, то место это являлось наиболее удобным для людей, которые желали пристать и высадиться, не будучи замечены. Расчет их был бы, без сомнения, верен, если бы не сыновья мистрис Прайс, которые все время не переставали следить за ними.

Как змееныши, скрываясь в кустах и камнях, добрались они до того места, где возвышенная часть берега спускалась отвесной стеной в реку и где густая растительность нависла шатром над размытым водою берегом. Тут-то притаились братья и стали выжидать; вот лодка вошла в бухту и скрылась под зеленым навесом лиан. Изучив все берега острова, Джон и Джек знали, что их бывшие спутники могли высадиться только на уступах храма Ар-Хес-Нофер, и поспешили туда, рассчитывая следить за каждым шагом и движением заговорщиков. Но прошло пять, десять минут, а никто не показывался вблизи. Молодые люди встревожились: «Что это могло значить? Неужели французы миновали эту удобную пристань и решили пристать дальше где-нибудь»? Джек приблизился к самому краю обрыва и взглянул вниз: на всем протяжении реки нигде не виднелось ни одной лодочки! Куда же делись французы с их спутницами?

Чтобы разрешить свои сомнения, братья разошлись по двум разным направлениям, решив обойти кругом весь остров. Но когда они снова встретились, то оказалось, что ни тот, ни другой никого не видели.

Молодые люди вернулись к тому месту, где лодка скрылась у них из глаз, и стали выжидать, когда она выйдет снова из-под зеленой завесы. Но ожидание их было напрасно.

Лодка, войдя под кров зеленого шатра, продолжала свой путь внутрь глубокой и узкой расщелины скал, оканчивающейся внутренним бассейном, из которого вытекал узкий ручей, текущий в туннеле, в конце которой, точно маяк, светил слабый огонек.

— Это путь в подземный храм Тепурабое! — прошептала Лотия.

Робер Лаваред кивнул утвердительно годовой. Раздался глухой удар, и лодка пристала к каменным уступам в скале. Все вышли и, ощупывая руками дорогу, прошли длинный ряд подземных коридоров, пока, наконец, не очутились в большой зале, поддерживаемой целым лесом массивных колонн. Свет от медных светильников падал на украшенные живописью и иероглифами гранитные стены. Путеводитель приподнял тяжелую завесу в конце этой залы, и европейцы с трудом подавили крик невольного удивления; они очутились в высокой зале с куполообразным потолком, роскошно изукрашенной и почти сплошь занятой скамьями, на которых сидели вожди инсургентов, феллахи, арабские шейхи, негры из племени Бахр-Эд-Газаль и другие. На высокой эстраде стояло несколько резных кресел, на которых тотчас же разместились Робер и Арман Лаваред, Оретт и Лотия и еще длиннобородый, седой, как лунь, старец, отец Лотии, старый Якуб Хадор.

В толпе присутствующих пронесся смутный шепот, затем все стихло. Тогда старый Якуб поднялся со своего места и произнес торжественную и прочувствованную речь, в которой говорил о заветной мечте вернуть Египту полную свободу и независимость, о том, что сам Озирис послал им вождя в лице молодого француза Робера Лавареда.

Речь его приветствовали громкими криками.

Затем и Робер, в свою очередь, обратился с вдохновенною речью к собравшимся и в заключение клялся не знать ни отдыха, ни покоя, пока не доставит победы своему знамени или не падет в бою.

Между прочим, он сказал в своей речи:

— Был народ, который, когда враг начал одолевать его, решился на страшную жертву, чтобы спасти свою независимость; он сам стал разорять свои села и города, сжигать свои леса, поля и жатвы, чтобы вокруг завоевателя осталась одна голая бесплодная пустыня. Этот геройский народ были русские. Разорив свои поля и сжигая свои города, они победили непобедимого Наполеона! То, что сделали тогда русские, должны сделать теперь египтяне. Наши враги отвоевали себе Нил, этого кормильца и поильца страны, надеясь покорить народ, истомив его жаждой, но мы отведем русло реки, взорвем их плотины и запруды, оставив завоевателю безводную и бесплодную пустыню, над которой будут царить коршуны смерти!