Анатолий Баюканский - Застолья со звездами

Увидев старика, Альп пошёл ему навстречу. Они обнялись и расцеловались. Переговорив о чем-то на родном языке, стали обмениваться какими-то сувенирами. Профессор передал старику коробку с пирожными, а тот в свою очередь попросил доктора принять от него скромный дар — кожаный бурдюк, наполненный вином, затем отвязал от дерева барана и также передал уздечку доктору. Затем они разошлись. Старик сел на осла и поехал в сторону гор, то и дело, оборачиваясь, и приветливо помахивая ему рукой.

«Анатолий! — позвал меня Илья. — Будь другом, отнеси бурдюк в мою палату, а я отправлю этого жирного барашка на кухню. Всем хватит шашлыков».

Вечером, сидя на берегу, любуясь закатом, Илья, попивая домашнее, довольно крепкое вино, привезённое стариком, рассказал необычную историю, слава о которой прокатилась по Абхазии и Грузии.

…Во время очередного отпуска он с начальником местной милиции и охотоведом — знатоком здешних мест — отправился на охоту в горное урочище, но далеко ехать они не смогли: пошёл дождь, с моря подул ветер, и по скользким камням машина шла с трудом. А тут ещё забарахлил мотор. Решено было возвращаться в город. Охотовед, которого звали Гиви, принялся чинить машину, а начальник милиции и доктор Альп укрылись от дождя под развесистой реликтовой сосной, и тут перед их глазами предстала такая картина: на осле сидел старик, по своему виду чабан, а перед ним в неловкой позе полулежал мальчик лет девяти. Шея у него была закутана овечьим шарфом, глаза были закрыты.

В Абхазии, как известно, культ стариков, и ни один местный житель не пройдёт мимо пожилого мужчины или женщины. Конечно, они вышли из машины и поспешили к старику и услышали такую историю. Старый чабан пас овец на горном выгоне. Его внук помогал деду, и в какой-то момент вдруг мальчик стал жаловаться на боль в горле, закашлялся и стал задыхаться.

Старик, оставив отару знакомому чабану, посадил ребёнка на осла и по горной тропе поспешил в город.

Доктор Альп внимательно осмотрел мальчика и, отозвав старика и попутчиков в сторону, сказал: «Дело, друзья мои очень серьёзное, у ребёнка болезнь, о которой знают немногие. Болезнь эта называется «ангина Людовика». Её происхождение никому не известно. Опасность этой болезни в том, что при несвоевременном лечении наступают сепсис и даже удушье, вследствие сдавливания и отечности гортани и трахеи. Мальчик может погибнуть».

— Как же мы можем помочь ребёнку? — спросил начальник милиции.

— Первым делом надо его доставить в Гагры. Но кто может гарантировать, что мы довезём его до больницы.

— Думай доктор, думай, — заволновался начальник милиции. Говорят, из каждого положения есть ровно пятьдесят шесть выходов».

— Ты прав, дружище, — согласился доктор. — Кажется, я знаю очень рискованный, но единственный выход. Доктор Альп снова подошёл к мальчику, лежащему на бурке, снова принялся ощупывать гортань ребёнка, затем взял у охотоведа тонкий, острый кинжал, протёр его лезвие водкой, приказал спутникам держать ребёнка за руки и ноги. Мальчик был в полубессознательном состоянии. Но когда доктор стал вводить острие кинжала в горло ребёнка, тот попытался закричать, но захрапел и захлебнулся кровью. Доктор пояснил, что он вложил лезвие кинжала так, чтобы опухоль не сомкнулась. В это время, как бы по небесному велению, вдруг завёлся мотор без каких-либо особых усилий. Мальчика с кинжалом в горле осторожно уложили на колени доктора и повезли в городскую больницу. Старик оставил на горной тропе своего ослика и, держа внука за руку, беззвучно плакал.

До больницы они добрались без приключений, но оказалось, что тамошние врачи понятия не имели об ангине Людовика. Зато они быстро смекнули, что этот приезжий доктор знает, как помочь погибающему ребёнку, и стали всячески помогать ему. Операция эта длилась более часа, тем временем пациенты больницы, узнав о том, что сам доктор Альп пытается спасти мальчика, толпились в коридоре и когда доктор, утирая потный лоб, вышел из операционной, больные разом заговорили, стали хлопать его по плечам и обнимать. Жизнь мальчику была спасена. С тех пор, как только доктор Альп приезжал в отпуск в родную Абхазию, весть об этом быстро распространялась по городским кварталам и пригородным селениям.

Добавлю к этому. С той первой памятной встречи мы подружились с доктором и в течение последующих пяти лет приезжали в Гагры и Пицунду отдыхать в одно и то же время. И я, грешный, частенько помогал доктору «спасаться» от желающих увести Альпа подальше от города, чтобы там, на вольном просторе, крепко по-абхазски предаться веселью и застолью, конец которому трудно было предугадать. Дважды мне удалось поприсутствовать на этой великолепной «пьянке» со Звездой. Вино лилось рекой, звучали остроумные здравицы, и жители, а то и просто любопытные наперебой просили доктора повторять уже знакомую историю со спасением мальчика, со спасением всемирно известного дирижёра Светланова, которому доктор сделал сложнейшую операцию, за неё не брались даже зарубежные врачи.

Я уже знал эту историю наизусть. Во время чествования дирижёра в Москве, а был его юбилей, в честь Светланова было сказано немало восторженных слов. Сам доктор скромно сидел в затемнённой ложе, и когда подвыпившие гости дирижёра попросили Альпа сказать что-нибудь доброе в честь юбиляра, он не сразу согласился, но всё же встал и проговорил: «Здесь многое было сказано о жизни дирижёра, но я знаю его лучше всех, ибо видел его во время операции и спереди и сзади». Присутствующие, конечно, догадались о чём шла речь. Доктор искуснейшим образом удалил больному опухоль из прямой кишки.

Услышал я от доктора немало и других удивительных историй. Узнал о том, что его именем названа одна из звезд Космоса. Мы сидели на причале дебаркадера порта Пицунды. Смотрели за тем, как играли вблизи берега дельфины, и тут к нам подошёл молдавский поэт Григорий Перов и без всякого вступления прочёл всего две стихотворные строки:

И, ничего не объясняя, пошёл прочь. Этот поэт — провидец оказался прав. Буквально через несколько дней разразилась война между Грузией и Абхазией.

И с тех пор, к большому сожалению, мы больше не виделись с доктором Альпом.

Да, чуть не забыл сказать, что в тот последний памятный вечер у моря, мы словно предчувствуя расставание, напились, как графоманы, у которых отвергли их первую рукопись книги.

Польша, Варшава

Когда в 1986 году вышел из печати мой роман «Соколиные ратники», рассказывающий о судьбе русских и польских политкаторжан, отбывающих каторгу на Сахалине, мне позвонил польский журналист Тадеуш Самборский. Этот известный представитель Польской Крестьянской партии был тогда собственным корреспондентом газеты «Дзеник людовы» в Москве. Когда он написал в газете о вышедшей в СССР книге и поименно перечислил героев романа — поляков, произошло невероятное. Нашлись потомки одного поляка-каторжанина — Шмауса, сидевшего тогда на каторге и упоминаемого мною в романе. Они-то и пригласили меня в гости, чтобы я рассказал им о судьбе их прадеда.