Том Хилленбранд - Охота за темным эликсиром. Похитители кофе

Фелпс склонил голову набок:

– Вы теперь остаток жизни собираетесь записывать каждый день, насколько сегодня тепло или холодно?

– И по вечерам тоже. Кроме того, я записываю погодные условия – дождь, ветер, туман. И я в этом не одинок. Вы знаете мистера Хука, секретаря Лондонского королевского общества?

– Слыхал о нем. Не тот ли это джентльмен, из-за которого поднялся такой шум, когда он средь бела дня вырезал дельфина на одном из кофейных столиков в «Гресиан»?

– Вы путаете его с мистером Хэлли, дорогой друг. Хук скорее интересуется животными помельче – и мерзкой английской погодой. Поэтому он стал вдохновителем идеи, чтобы люди во всем королевстве ежедневно измеряли температуру и присылали ему результаты. На основании этих данных он хочет создать что-то вроде погодной карты. Говорят, через несколько лет благодаря этому можно будет даже ответить на вопрос, стало теплее или холоднее. Восхитительно, вы не находите?

– Для такого ученого, как вы, мистер Челон, возможно. Мне же при мысли об этом дурно становится. Если уж жители Лондона не смогут больше спорить о погоде, что же нам остается?

Овидайя улыбнулся и отпил еще глоток кофе.

– Кстати, вы хотели рассказать мне о своей добыче за сегодняшнее утро, мистер Фелпс.

Как и Овидайя, торговец тканями ежедневно обходил кофейни. Насколько он знал, с утра Фелпс заходил сначала в «Ллойд», чтобы получить там сообщения с судов и поговорить с некоторыми капитанами. Второй остановкой на его пути был «Гэрроуэй», где около восьми часов утра проходил утренний аукцион тканей из Спиталфилдса и Лейдена. Кроме того, здесь он узнавал последние новости о текстильных изделиях и других товарах. Затем Фелпс заходил на Шу-лейн, в «Мэнсфилд», наверное, в первую очередь ради имбирного печенья.

– Цены на древесину резко пошли вверх. Из-за голландцев.

– Потому что они строят так много кораблей?

– В том числе. Но в первую очередь из-за того, что люди опасаются: скоро дерева не будет хватать. Большую часть поставляют Франция и Генеральные штаты. Если между ними начнется война…

– Вы считаете это возможным?

– Сегодня утром я встретил гугенота, месье дю Кроя. Он ткет лен там, в Спиталфилдсе, и у него остались связи на родине. Судя по всему, христианнейший король, – произнося эти слова, Фелпс посмотрел Овидайе прямо в глаза, чтобы убедиться в том, что собеседник наверняка заметит сарказм, – поставит Испанским Нидерландам какие-то невыполнимые требования. Людовик XIV требует контрибуции для содержания своего большого войска, что-то вроде того. Многие полагают, что это лишь прелюдия к нападению Франции на Голландскую республику.

Фелпс задумчиво поглядел на Овидайю.

– Мистер Челон, вы позволите мне задать несколько бестактный вопрос: не инвестировали ли вы в дерево?

«Да, инвестировал, – подумал Овидайя. – А кроме того в соль, сахар, канадские бобровые шкуры, китайский фарфор и персидские ковры». Но всего этого не следует рассказывать такому человеку, как Фелпс. Поэтому он наконец произнес:

– Незначительно. Однако думаю, что вкладываться уже поздно. Если эта история уже курсирует у «Ллойда», через два часа ее будут знать все завсегдатаи кофеен Лондона.

Фелпс слегка наклонился вперед и прошептал:

– Я слыхал и кое-что еще, совершенно жуткое. Ни за что не поверите.

Овидайя с любопытством поглядел на него:

– И что же? Кто-то видел короля с фавориткой из числа католиков?

Фелпс покачал головой:

– Нет, то было на прошлой неделе. Когда эта информация стала общеизвестной, он якобы расстался с ней и подыскал себе шлюху из протестантов. Я имел в виду кое-что другое. Вы знаете, где работает мой брат?

– Полагаю, все еще в конторе государственного секретаря Пипса.

– Да. И из адмиралтейства сообщили, что венецианцы пытаются вооружить флот. – Фелпс многозначительно поглядел на собеседника. – Большой флот.

– Не хотите ли вы сказать…

– Именно. Многое свидетельствует о том, что они хотят отвоевать Кандию.

– Это кажется мне маловероятным, – отозвался Овидайя.

Увидев обиду на лице Фелпса, он поспешно добавил:

– Я не сомневаюсь в истинности этой новости, но шансы на успех подобного мероприятия кажутся мне весьма незначительными.

– Это действительно стало бы самым великим рейдом венецианцев с тех пор, как они украли апостола. По крайней мере, момент сейчас просто идеальный, вам так не кажется? Ну, когда турки завязли в другом месте…

Пока Фелпс в подробностях расписывал потуги венецианцев создать боевой флот, чтобы отвоевать Крит, Овидайя вынул из кармана кофейную марку, полученную от хозяйки кофейни. Повертел ее между пальцами. На одной из сторон красовалась голова турка и надпись: «Меня называли Мурадом Великим». А на другой стороне: «Я побеждал всюду, куда бы ни пришел».

– Я согласен с вами, относительно шансов на успех венецианского похода можно спорить, однако прожженный спекулянт может заработать на этом, если поставит на то, что большинство левантийских товаров, вероятно, снова пойдут в Лондон через Ираклион и Амстердам.

– Конечно, вы правы, мистер Фелпс. Но время венецианцев прошло. Они сидят в своем городе на воде и мечтают о былом величии, в то время как турки год за годом отнимают у них все больше и больше владений. Единственное, что еще процветает в Венеции, – это бордели и балы.

Фелпс насмешливо улыбнулся:

– Если послушать, что творится во дворце Уайтхолл, так у венецианцев уже появилась серьезная конкуренция.

На замечание торговца Овидайя ответил едва заметным кивком. Возможно, Фелпс прав, но сравнивать короля и его двор с венецианским борделем – за такое можно поплатиться пребыванием в Тауэре или Ньюгейте. Возможно, благодаря связям Фелпсу удастся избежать наказания, но Овидайя Челон был католиком, а значит, с точки зрения английских судей, способен на любую подлость, до которой могут додуматься люди. На этот счет он не питал никаких иллюзий. Его собственный отец был благородных кровей, зажиточен, все в графстве его любили, но, когда у дверей их имения появились ищейки Кромвеля с факелами и пиками, все это перестало иметь значение. Главным было то, что Икабод Челон был католиком.

Поэтому Овидайя всегда был очень осторожен. Одна ошибка – и его немедленно вздернут в Тайберне. Поэтому он опасался говорить о подобных вещах, даже в полупустой кофейне.

Вместо этого он показал на монетку с изображением головы турка.

– Как бы там ни было. Возможно, султан Мехмед IV – не Мурад Кровавый, но у него самое лучшее и самое большое войско в мире. Эта ставка на попытку отвоевать Крит кажется мне слишком самонадеянной.

Он снова спрятал монету. «И, кроме того, я уже сделал ставку в другом пари, – подумал он. – В таком, исход которого предрешен, это уж как пить дать». Овидайя поднялся.