Руслан Бедов - Лавка богов

– Ты сын матери твоей, Абрам. Также, как и она, ты когда-нибудь навлечешь на себя гнев этих богов, тобою презираемых. Только не говори отцу о своих сумасбродных мыслях, не призывай еще одно горе на его седую голову, да и на головы всех нас.

Больше Нахор не желал разговаривать с Абрамом о богах и его матери, как Абрам не старался. Ему даже порою казалось, что Нахор стал избегать его. Но Абрам ничего не мог с собой поделать. С одной стороны, ему было до слез обидно, что брат, единственный по-настоящему близкий человек, даже не желает понимать его, а с другой – Абрам сам удивлялся себе. Почему он не может жить так, как живут все, верить так, как верять все и не знать хотя бы с этим проблем? Что происходит в его душе, и есть ли на свете человек (в богов он не верил), способный ему помочь, Абрам не знал.

Тишину лавки огласил приятным звоном колокольчик на двери. Абрам, успевший во время ожидания уснуть, подскочил с лавки и больно ударился головой о полку, на которой стоял позолоченный идол, бесстрастно ожидающий своего набожного хозяина. Потирая затылок и проклиная про себя всех богов мира, Абрам вышел в лавку. Там стояла важного вида женщина лет шестидесяти в богато украшенной одежде в сопровождении двух рабынь. Она с интересом осматривала полки со статуэтками. Огорчению Абрама не было предела. Это был не тот клиент, которого он с таким нетерпением ожидал, чтобы закрыть лавку. Камелия, как не без оснований подозревал Абрам, – богатая покровительница его отца, и, вероятно, не только покровительница, соизволила вдруг появиться в лавке своего фаворита. Интересно, что ей понадобилось в лавке, где продают богов? Судя по намекам отца, у нее в доме была своя собственная лавка богов, не хуже, чем у отца. Целый пантеон.

Когда Абрам появился за высоким прилавком, Камелия с осуждением смерила его взглядом:

– Чем могу служить моей госпоже? – Абрам старался быть как можно более учтивым, хотя эта старуха, как, впрочем, и все знакомые отца, вызывали у него отвращение, не смотря на то, что слыли весьма богатыми и состоятельными людьми. Думая об этом, Абрам не раз радовался тому, что деньги, которые они платят за идолов не несут в себе качеств своего последнего хозяина.

– Я не раз говорила Тераху, что его младший сын – плохая кандидатура на роль продавца божественных изваяний.

– Что вызвало твое неудовольствие, моя госпожа? – с притворным беспокойством осведомился Абрам, – изделие, вышедшее из этих стен оказалось некачественным?

Камелия презрительно фыркнула, затем, тяжело вздохнув, подошла к прилавку:

– Посмотри на себя, – наставительно обратилась она к Абраму, – на кого ты похож? Своим видом ты оскорбляешь пресветлый лик небесных жителей в этой благословенной лавке. Куда смотрит твой отец, я не знаю!

Абрам смиренно опустил голову, стараясь принять покаянный вид. Он, естественно, не в чем не каялся, а опустил голову только для того, чтобы скрыть от Камелии улыбку.

– Вероятно, мой грех слишком велик, чтобы я мог думать об оправдании перед лицом могущественных богов, – скорбно произнес в ответ Абрам и испугался, – а вдруг он переиграл? Навряд ли Камелия будет сносить издевательства какого-то мальчишки. Но посетительница, вероятно, настолько сильно была занята собственными мыслями, что, к счастью, совсем не обратила внимания на поведение нерадивого торговца богами.

– Где твой отец? – покачав головой, спросила Камелия.

– Он болен, моя госпожа, – ответил Абрам и мысленно содрогнулся, предположив, что Камелия вдруг захочет навестить своего занемогшего любовника, но Камелия не захотела.

Она взяла из рук одной из своих рабынь небольшой сверток и поставила на прилавок перед Абрамом.

– Здесь приношение великому Исину, – торжественным полушепотом сказала она, и строго взглянула на Абрама, – организуй ему жертвоприношение, чтобы он как можно быстрее вернул здоровье твоему отцу, поскольку я в самом ближайшем будущем желаю видеть его у себя в полном здравии. Можешь так и передать Тераху.

– Жертвы надо приносить в храме, моя госпожа, – попробовал возразить Абрам, но ему даже не дали закончить начатую фразу.

– Ты ли, несчастный оборванец, будешь учить меня, Камелию, где и как надо приносить жертвы богам Сенаара?! – с негодованием воскликнула она, – знаешь ли ты, что со мной сам великий жрец Тасид, да будут продлены годы его жизни, имеет обыкновение советоваться? Это место, в котором ты, на мой взгляд, совершенно незаслуженно имеешь честь служить законопослушным жителям города Ура, не менее свято, чем храм Нанниру и Исина!

– Не смею перечить тебе, моя госпожа, – пролепетал Абрам, – будет исполнено все, как ты приказала, да продлятся годы твоей жизни!

«Чтоб ты скорее отправилась в город мертвых и твоим телом обедали земляные черви» – зло подумал Абрам, когда Камелия, наконец, покинула лавку. Он хотел плюнуть на только что закрывшуюся за женщиной дверь, как она снова открылась, и под звук колокольчиков в лавке появился начальник царских телохранителей. Абрам едва успел спрятать приношение Камелии под прилавок и занялся почетным посетителем.

Когда и за этим клиентом, после традиционного короткого обмена любезностями и расчетом, закрылась входная дверь, Абрам облегченно вздохнул. Закрыл дверь на тяжелый засов и припал к меху с вином. С каждым днем его все больше выматывала работа продавца богов, но он не знал, что делать. Приходилось все чаще глушить тоску и затаенную злобу искрящимся хмельным напитком.

Покинув лавку, Абрам отправился, куда глаза глядят подальше от дома, к тому месту, где он больше трех лет назад нечаянно нашел укромную пещеру. Там, находясь наедине с собой и с девственным миром, Абрам часто искал утешение и радость.

Абрам, сам не зная почему, был снова рад видеть свою новою знакомую, называющую себя странным именем Сарах. Он даже не огорчился, что ему не удалось попасть к себе в потаенную пещеру и провести несколько часов в спасительном уединении. Большие глаза девушки смотрели на него прямо и честно, и в них, казалось, постоянно читался вопрос: кто ты? Как это было созвучно настроению самого Абрама! Как часто он сам задавал этот вопрос и не находил на него ответа! Они целый день ходили по тропам диких коз в долине мелководной речушки, зажатой с обеих сторон акацией, над которой возвышались одинокие свечи кедровых деревьев. Прятались от лучей полуденного солнца в густых зарослях папоротников и разных кустарников. Наслаждались запахом сочной травы, теплым, едва уловимым ветерком, ласкавшим их волосы и несущим все разнообразие запахов и звуков. Абрам и Сарах наблюдали за огромным пауком, плетущим гигантскую паутину между тремя деревьями, бегали босиком по берегу ручья, плескались студеной родниковой водой, смеялись над забавными историями из своей жизни, грустили об ушедших близким и потерянных возможностях, нежились под нежными потоками солнечных лучей. Сарах много и захватывающе рассказывала о своей жизни до «пожара», как она выразилась, с презрением, но без злобы, отзываясь о могущественных жреца, из зависти оклеветавших ее мать перед всем Уром…