Алла Дубинская - Пикник на краю одиночества

– Постой, – попыталась вернуться к разговору. – Я ведь тоже была в лесу, ну и выбралась же. А он по сравнению со мной вообще очень уверенный человек по жизни.

Парень обернулся, замедляя шаг. Лицо его было раздраженным.

– Ты ничего не понимаешь. В этом месте ничего не зависит от каких-то там способностей. Оно другое, ты понимаешь?! – он выразительно описал левой рукой дугу в темноте: – Это не та жизнь! – махнул в сторону трассы, которую было уже едва видно. – Что ты еще хочешь спросить?

– Кто такой пастырь?

Я пыталась ухватиться как за соломинку, хоть за одно что-то значащее слово в этом потоке непонятной информации.

– Ну, это просто, – он сразу вернулся к спокойному тону. – Это мы его так называем. Кто здесь живет, – ответил на мой вопросительный взгляд: – Он тут всем заправляет, хоть и редко появляется. Не понимаешь? Ну, это как в любом стаде. Вот ведет пастух отару овец в горы. Отара большая. Видят пастуха только те овцы, что рядом с ним. Другие лишь чувствуют его присутствие. И так же с направлением. Даже овцы рядом с пастухом не знают, куда он их ведет. Просто он здесь главный и они ему подчиняются. На уровне инстинкта, понимаешь. Они с этим рождаются. И вот, представь, если отара ну очень большая, к примеру, до тысячи голов. Сколько из них за свою жизнь попадутся пастуху на глаза и на какое время? Наверное, тут, конечно, характер какую-то роль и сыграет. Некоторые к нему сами пробьются. Не знаю, только как там, у овец, а с нашим пастырем такой бы номер не прошел. Ведь каждый пастух тоже свое стадо, свою отару чувствует. Кто там и на что способен. Но я к чему веду. Некоторых овец пастух и видит только на бойне, то есть в конце их жизни. Но и такие, кто никогда его не видел вблизи, всю жизнь ощущают его присутствие, слушаются и боятся с ним встретиться. Теперь, понимаешь?

– Про стадо да, – неуверенно отозвалась я.

– Ну, а с людьми тоже самое, – продолжал он свои разъяснения. – Ты же не думаешь, что они без пастуха обходятся?

– Я как-то для себя этот вопрос еще не решила, – ответила я.

– Ну, это ты там не решила. А здесь для нас этот вопрос давно ясен. Только как я тебе объяснял. Все знают про пастыря. Многие его видели. Да вот во мнениях никак не сойдутся, насчет того, как он на самом деле выглядит. Тут уж великое разнообразие вариантов, – усмехнулся он. – Но ты это еще услышишь. Некоторые только узнали о его существовании от кого-то, вроде тебя и всю жизнь боятся с ним встретиться. Но, по-моему, он сам выбирает с кем и когда ему повстречаться. А с некоторыми, похоже, и не стоит. Так что они напрасно, как те овцы, проводят всю жизнь в страхе.

– Сам-то ты его видел? – задала я давно волновавший меня вопрос.

– Видел, – усмехнулся он. – Думаю, и твой друг видел.

– Но ты же его видел и уцелел, почему же он должен…

– Да ты меня слушала, мамочка, или нет?! – перебил он меня. – Ты на мамочку не обижайся, – спохватился он. – Тебя все равно надо будет как-нибудь представить. И лучше так. А то есть у нас такие энтузиасты, которые все надеются отсюда выбраться. У них просто бзик какой-то на новеньких. Считают, что они им могут помочь.

Я совсем запуталась. Голова болела от усталости и всего, что на меня навалилось. Я встряхнула головой, как будто таким движением можно было избавиться от тупой боли в висках. И сейчас в первый раз за все время пути от машины огляделась по сторонам, хотя смотреть было совершено некуда. Кругом была темнота. Лишь сбоку она лежала у ног черным сгустком на месте прежнего «золотого» карьера. Я обернулась в ту сторону, откуда мы шли. Машину едва было видно. Маленький спящий зверек в темном поле. Мне стало тоскливо от этого зрелища, словно я бросила в темноте беспомощное родное существо.

– Ты что остановилась? Скорей! – подбодрил спутник, дотронувшись до моей руки.

Повернулась к нему и тут, хотя, впереди, в узкой полоске света его фонарика, на несколько шагов были видны только чахлые остатки облетевшего кустарника, я не увидела, а всей кожей почувствовала приближение строения. Мне стало жутко. И тут почему-то, наверное, от безвыходности ситуации я вспомнила про телефон. Достала мобильник из сумочки и увидела безрадостную надпись на экране: «Поиск сети».

– Я бы на твоем месте его отключил пока, чтобы не разрядился, – сочувственно посоветовал парень. – Отключи, будешь позванивать ему время от времени, если надеешься, что он вернется.

– Так ты нашел мобильник? – удивилась я.

– Как же, видел. Они здесь ни к чему. Вот так сеть пропадает и все. Если только друг другу звонить, иногда может получиться. Но ты познакомишься со здешней публикой. Нет тут особой симпатии друг к другу ни у кого, чтобы там звонить. Да и счет пополнять, как ты понимаешь, негде. А ты можешь звонить своему другу.

– Да что тут за место?! Место, место, ты толкуешь, – в отчаянии спросила я.

– Резервация. Только это тоже самоназвание. Нашенское. Мы тут, как в начале Мира, сами всему названия даем. Да ты заранее не пугайся. Просто надо поторопиться. Твой друг видел пастыря, наверняка. А если видел, то проболтался, что ты с ним.

– Он не может проболтаться, – буркнула я.

– Ну, не проболтался. Все равно пастырь у него это выведал и теперь ищет тебя. А учитывая твое взвинченное состояние, я не думаю, что тебе стоит с ним пересекаться.

– Да что он меня ищет? Зачем?

– Что ты кричишь?! Ненормальная, – осадил он меня. – Ищет, потому что ты тоже теперь в его стаде. Я же тебе объяснял. Ты все равно его встретишь рано или поздно. Но, по-моему, в твоем случае, лучше поздно.

– Ты же говорил, что он сам выбирает время встречи. Если так, то и спасаться бессмысленно, – возразила я.

– Не говорил, а предполагал. Это мое предположение. И насчет пастыря это все до чего я додумался. Ты не удивляйся, когда услышишь другие версии. Ты же догадываешься, наверное, что нет в мире таких вещей, понятий, которые абсолютно верно толкуются.

– Наверное. Я уже ничего не знаю. Ни в чем не уверена. Ты мне все мозги запудрил, – безнадежно отозвалась я.

– Ха, «все мозги разбил на части, все извилины заплел»! – смеясь, продекламировал он. – Неплохо сказано?! Где-то я слышал?

– Это Высоцкий, – изумилась я.

Сейчас я уже настолько прониклась безумием положения, в котором очутилась, что процитированные моим собеседником строчки показались мне нежданно возникшим напоминании о полузабытом нормальном существовании.

– Ну, конечно, – поддержал парень. – Опять же, моя мать его любила. С утра, помню, поставит и слушает. Особенно, когда ей совсем плохо было. Да, кстати, чтобы ты знала, меня зовут Скио Либеллус. А то возникнут там подозрения, мать, а не знает, как зовут.

– Постой, постой, – в первый раз за этот вечер я рассмеялась. – Как, как? Да я в век не запомню.