Владимир Положенцев - Духовная грамота отшельника Иорадиона

Кряхтя и вздыхая, баба полезла на теплую печь, быстро захрапела, а старец продолжил сочинять грамоту:

«АЗСПИДЪ СЕЙ ПИТИЕ ПОГАНИА ПО ГРЪЕХОМ НАШИМЪ ПРИДОША. АЗЪ ЖЕ НАШЕДЪША ИЗБАВЛЕНИЕ ОТЪ ГРЪХА ПИАНАГО. ЗЪЛИЕ ДО ВИНОПИВЬЦИ ТАКО НАДОБНО ГОТОВИТИ…»

5-е июля 1995 года, Тверская область, деревня Старые Миголощи.

Никто уже не помнил, почему деревня называлась Старые Миголощи. Даже вековая бабка Настя, которая еле ходила, но мыслила еще вполне здраво и по великим праздникам распевала на всю округу церковные песни, не могла ответить на вопрос – что такое Миголощи, почему Миголощи и с чем связано это название. При царском режиме Миголощи были селом, и в нем находился храм. В 35-м, как рассказывала бабка Настя, «ко дню рождения товарища Калинина, храм взорвали донамитом коммуньки», и от него осталась лишь одна полуразрушенная кирпичная стена, на которой при старании можно было разглядеть лик Богородицы. Древнюю фреску сельсоветчики вымарывали, чем могли, но лик все равно проступал. Особенно заметен он был на рассвете, когда над рекой Медведицей поднималось солнце. Проходившие мимо стены селяне – и верующие, и атеисты, кто открыто, а кто тайно крестились. В Миголощи началось паломничество со всей округи и даже из Москвы. Чтобы прекратить религиозный ажиотаж, власти сравняли стену с землей тракторами. Паломники сначала все равно приезжали на святое место, а потом их поток иссяк. И вновь Миголощи превратились в обычную, забытую богом и людьми глушь. Пустеть и хиреть они начала еще при советской власти, а новый режим довершил дело. Теперь в Старых Миголощах постоянно жили только пять человек.

Один из них – Федор Арбузов, что спит сейчас в своем доме под дырявой рубероидной крышей на узкой девичьей кровати. Спит прямо в телогрейке и грязных сапогах. Его мучают ужасные образы, голоса. Один из них его собственный:

«Ох, ну и страшны же эти бамбары – негры племени Мандинго! Страшны. Впрочем, если листья осыпаются уже в середине лета и ложатся наизнанку, это к теплой зиме. Хотя какая, к черту, теплая зима, если на дубах полно старых желудей. К тому же, как утверждал незабвенный Мухаммед ибн Хасан Насирэддин Туси из Хамадана, в начале июля Марс непременно должен находиться в созвездии Ориона, недалеко от звезды Сириус. А он где? Заблудился где-то между Пегасом и Водолеем. Значит, опять националисты в Твери погромы устроят. Да, страшны эти бамбары. Страшнее квазистатического процесса в Кармадонском ущелье. И еще бамбары протыкают свои языки деревянными палками, да так с ними и ходят. А есть-то как? А пить? Пить!»

Федор оторвал голову от мокрой подушки, сел раскорячившись поверх жеваного одеяла. Вытянул руки, посмотрел на кончики пальцев. Вроде не трясутся. Сполз с кровати и так, змеей добрался до зеркала, потом поднялся по стене. Ну и рожа, а глаза! Нет, это не глаза, а пивные пробки. Надегустировался вчера Валькиного аристократического напитка, нечего сказать…

Неожиданно в неопохмеленной голове заныла скрипка. Чей-то красивый мужской баритон проникновенно запел: «Ямщик, не гони лошадей, мне некуда больше спешить…»

Ударил себя мозолистым кулаком по лбу, обернулся на другое зеркало, висевшее над старым маминым комодом. Точно, Вельзевул.

Вельзевулом звали совхозного коня, который скончался от старости прошлой зимой. Федор никогда не отличался особой красотой, еще с детства в его лице просматривалось что-то лошадиное, с годами же лошадиные черты становились все более отчетливыми, а уж с похмелья они приобретали вообще гротесковые формы.

Нет, ну кто же это поет? Я даже слов этой песни наизусть не знаю. Слышал, конечно, много раз, но так чтобы до последнего слова, до запятой….Видимо, эффект водолаза.

В принципе, Федор был начитанным человеком и знал, что на больших глубинах из-за сильного перепада давления, в нейронах головного мозга меняются биохимические процессы, в результате открываются так называемые мозговые схроны. Нам только кажется, что мы что-то забываем, нет, все записывается на жесткий диск. Так вот, водолазы на глубине способны исполнять себе любые мелодии и песни, какие только когда-либо слышали. Видимо, с похмелья в нейронах происходят похожие процессы.

Созерцать свое отражение в мамином зеркале было невмоготу. Так и казалось, что она сейчас появится в углу зеркальной рамы и покажет кулак. Это даже не конь Вельзевул, вздохнул Федор, разглядывая поцарапанные скулы, это какая-то Царевна-лягушка на выданье.

Такого оглушающего эффекта от употребления «изысканного напитка из плодов диких ягод», который вчера притащил лесник Валька, он не ожидал.

Сначала все было хорошо, говорили с Брусловским о золотовалютных резервах Центробанка, потом решили отправиться на Кавказ восстанавливать конституционный порядок, для чего стреляли подкалиберными пулями по сорокам. Но это после первой бутыли, а после второй…. Даже под электрическими пытками Федор бы не вспомнил, что было после второй.

Кто ты, чудовище в зеркале? В тот самый момент, когда Арбузов, топчась на давно немытом полу, ощупывал свою физиономию, в пропахшую перегаром комнату заглянуло хмурое, не выспавшееся за короткую летнюю ночь солнце.

Какие бамбары? Какие негры? Ну, Брусловский, говорил же тебе, не собирай ты, ты, эти дурацкие ягоды у калитки бабы Насти. «Боярышник, боярышник…»

Буду, говорит, теперь виноделием заниматься. Доход немереный. Чем наши Миголощи хуже Шампани? А сам на килограмм сахара два кило дрожжей кладет. Дрожжи-то государственные, на прокорм зверья выделенные, не жалко. Все химичит, с прошлого года не просыхает. Кстати…

Арбузов нервно окинул взглядом углы крохотной комнатенки, обитой листовой фанерой, пошарил рукой под комодом. Пальцы ухватили что-то холодное, скользкое. Оказалось – недоеденный соленый огурец.

Значит, допивали уже в доме, почесал затылок Федор. С кем он решительно не помнил. Может быть с Валькой, а может и со строителями из Новых Миголощ. Здесь Старые Миголощи, через два километра вниз по реке – Новые Миголощи. На самом деле, никакие мужики не строители. Прописаны в Кимрах, а здесь у них дома, доставшиеся от родственников, вот и строят дачникам все, что те попросят. Работы-то в Кимрах давно нет. Так что, возможно были строители. Они огурцов и набросали. Сам Федор почти никогда и ни чем не закусывал.

За сенными дверями должна была находиться четырехлитровая бутыль с бражкой. Поставил еще полгода назад, да так и не открывал. Бутыль, похожая на гаубичный снаряд стояла на месте, только внутри не было ни капли.

В голове вдруг зашумело, картинка перед глазами стала черно-белой. Присел. С досады раздавил огурец каблуком, стукнул кулаком в стенку. Сколько раз зарекался не пить!