Дмитрий Лесных - Черная кровь Победы

Колесниченко нахмурился и начал багроветь.

– Почему не явились сразу же?

– Не было доказательств, – Выдал Александр заранее продуманный за последние три минуты ответ. – И решил сначала обнаружить его. Обычное ли это головотяпство по нарушению режима или конкретный шпионский умысел.

– Самоуправство, конечно же, но ладно, ладно… – Махнул рукой комиссар. – Дальше.

– Все сложилось как нельзя лучше, и я оказался с ним в одном караульном наряде, где предъявил ему листок и потребовал объяснений.

– Реакция? – Требовательно посмотрел в глаза Рябову комиссар.

– У меня на лице. – Выдержав взгляд, ответил Саша. – Он попытался меня убить и признался в работе на какую-то разведку. Мне удалось его обезвредить и привести к воротам. Дальше с начальником караула с КПП мы пришли к вам.

Комиссар задумался, теребя в руках листок бумаги. Потом подошел к бюро у стены и, порывшись недолго, вытащил оттуда какую-то папку. Буквально разрывая на ней тесемки от торопливости, он вытянул из нее, после придирчивого, но беглого просмотра пару листов.

– Так. Так. Во-первых, я сразу узнал – это действительно почерк вашего Федора Шуринова. Во-вторых. Тут не только о танках. Их ТТХ, конечно, секретные, но тут кое-что похуже, я понимаю уже что. Это…

Комиссар убрал листы обратно.

– Мы сейчас же берем этого шпиона и идем к комполка. Необходима срочная связь с командованием Военного Округа. Дело дойдет до самого верха. – Комиссар обвел тяжелым взглядом всех присутствующих. – Мы идем к комполка, и никто не будет ничего знать. Слишком важно это все, оно должно остаться в тайне. Дадите потом подписку.

– Так точно! – В один голос ответили начальник караула и Рябов.

Федор Шуринов ухмыльнулся и сплюнул на пол вновь. Нарочито, просто для обозначения своего отношения к окружающему.

– Рябов, Иванов – берете арестованного и выходим. – Комиссар был самой деловитостью.

Иванов заломил Федору руки и подтолкнул к двери. Саша распахнул дверь. Комиссар тяжелым и четким шагом вышел на улицу. Непонятно откуда в горячем и знойном даже ночью небе запахло дождем, и первые крупные капли уже падали на пыль плаца. Они двигались, молча, не нарушая тишину. Рябова глодало что-то непонятное, напоминая то ощущение, когда он впервые увидел старика караима после той самой сшибки на Карантине. Но он не знал, как это объяснить сейчас и выкинул из головы. Ведь неудивительно – не каждый день твой сосед по офицерской казарме оказывается врагом: причем такой, которого ты считал, может и не другом, но боевым товарищем-офицером.

Когда комиссар без стука отворил дверь в командирскую комнату, тот не спал. Горела настольная лампа. Комполка что-то читал, щурясь поверх очков на текст потрепанной книжки.

– Да?

– Товарищ Устинов! Срочное дело государственной важности! – Отчеканил Колесниченко, распахивая дверь, и в нее ввалился Федот, чьи руки продолжал придерживать командир караула. Следом вошел и Саша.

– Что случилось, товарищи? Этот офицер напился на дежурстве? Или..?

– Или. Судя по всему он – изменник Родины и шпион. Сегодня это вскрыл Александр Рябов. С учетом сложности и важности дела – необходимо было поставить вас в известность. Хотя это и моя епархия. Потому что надо ставить в известность штаб Округа по всем каналам.

– Да что случилось? – Комполка вскочил на ноги и в два шага оказался рядом с Федотом. Тот сжался. – Это предатель? Доложите!

Колесниченко нахмурился, но стерпел приказывающий тон комполка – комиссары никогда не подчинялись армейским командирам. Однако ситуация принуждала терпеть.

– Могу сказать, что этот товарищ выписывал ряд важных сведений из библиотеки особой части. Начиная от ТТХ танков, стоящих на окраине Баку для защиты нефтепромыслов, так и до самого важного – новых данных относительно месторождений и строительства веток трубопровода от основных пунктов добычи. Совершенно секретных. Вы же знаете о Мосуле…

– Черт. Это серьезно. – Комполка помрачнел и, наклонившись к Федоту пнул его между ног. Тот согнулся и рухнул на пол, подвывая. – Предатель. Доказательства, я так понимаю, пудовые, иначе бы вы не пришли?

– Даже самый гуманный трибунал не оправдает. Действительно серьезно.

– Тогда я звоню в штаб Округа, а вы выезжаете по своей части. Утечка может быть?

– Никто не в курсе. Не держите меня за дурака, товарищ Устинов. Нас учат правильно работать.

– Хорошо. – Устинов повернулся к столу и поднял трубку телефонного аппарата.

Колесниченко обернулся к Саше Рябову:

– Товарищ Рябов, это все еще не закончилось, но я вам гарантирую – когда дело решится, то я напишу докладную о приставлении вас к внеочере…

Комиссар падает на Рябова, подавившись фразой. Короткие злые хлопки: раз-два-три. Иванов всхлипывает, и Саша даже не успевает оглянуться, чтобы понять что происходит. По боку проходит острая сталь, и он падает, придавленный сверху грузом тела Колесниченко.

«Это какой-то страшный сон! Что происходит? Война? Черт?!». Больше мыслей у Саши нет. Удар затылком о холодный (в это время года? Под Баку?) пол отключает его на несколько секунд.

Какой-то жутко искаженный голос, в котором Александр ловит интонации Иванова, всегда жутко въедливого, но своего парня для всей части, прохрипел что-то «…вы… но… Усти…» и замолк.

В голове у Рябова крутилась смутно знакомая фраза «И падут народы перед… И падут народы перед…», но никак не завершалась. Какой-то бред, из которого его вывела резкая боль в бедре и чей-то спокойный голос.

– Все уже дохлые?

Это же голос комполка!

– Сейчас проверю, командир. – Голос Федота?

– Хорошо. Ну ты и попался. Вот как теперь это разгребать, а?

– Не знаю. Резидент все же не я. – Какой-то гадкий смешок.

«Резидент?». У Саши что-то начало скручиваться в узел. Одновременно в животе и в сознании. Становясь на свои места. Если бы еще так не кружилась голова и не болел бок, он бы уже что-нибудь предпринял, все решил до конца. Наверное.

Резко появившийся и почти мгновенно затихший хрип. Противный звук.

– КППшник теперь точно готов. – Это снова голос Федора Шуринова.

– Остальных проверь. – Да, это голос комполка. И ничей больше. – А я пока решил следующее. Они были шпионами. И хотели меня убить, правильно?

– Хороший ход. Ну и туша у этого комиссара. – С Рябова опрокинулось тело комиссара. Или ему хотелось в это верить, или действительно он еще дышал. Пока дышал.

В глаза Рябову уставились глазенки Федота. Странно, раньше они не казались ему скользкими и какими-то необычными, но сейчас ему было не до рефлексии. Федор вздрогнул и хотел что-то сказать. Рябов же видел перед собой крысу. Здоровую, лоснящуюся, только что нажравшуюся падали крысу с острыми-острыми зубами. Он снова чувствовал себя в юности на Карантине и в первый год в армии, в Средней Азии.