Валерий Михайлов - Врата богов. Мой верный Конь

– Да ты не бычься, – миролюбиво сказал тот, видя, что происходит с Романом. – Я ведь и сам в твои годы вот так с обожанием смотрел вслед одной. Так что для меня это, как привет из юности. Так что ты извини, если я позволил себе чего лишнее.

– Ну что вы… это я… как-то так… – растерялся Роман.

– Пошли лучше попьем кофе.

– Любовь, – вернулся к теме Колесник во время кофепития, – близкая родственница насекомых. Сначала она появляется в виде томления, постоянной мечты, которую ты не знаешь, как воплотить в жизнь, отчего чувствуешь себя неудачником и полным идиотом, а свою девственность воспринимаешь, как уродство. Затем, пробив девственность, как скорлупу яйца, любовь вырывается в мир, где начинает поглощать все твое свободное время и силы, так как ты либо думаешь о любви, либо занимаешься ею, неважно, с кем-то или сам. С годами эта одержимость проходит, и любовь обретает свою окончательную форму, становясь темой для разговора и не всегда приятными воспоминаниями.

– С завтрашнего дня будешь рассказывать мне все свои сны, – сказала Рада через неделю совместной работы.

На «ты» они перешли на второй день знакомства.

– Мне ничего не снится, – признался Роман.

– Теперь будет, – пообещала Рада.

Той же ночью он увидел во сне яркий фантастический фильм с собой в главной роли:

Планета сразу показалась мне подозрительной, да и как иначе, если температурные условия там, как на Земле; воздух пригодный для дыхания; реки, озера, моря, океаны полны жидкой воды, – рассказывал он Раде на следующий день. – В атмосфере 20% кислорода. Никаких опасных излучений… Не планета, а рай, но только совершенно безжизненный. Без малейших признаков зарождающейся или погибшей жизни. Как показывала практика, просто так необитаемыми подобные планеты быть не могут.

Решив не искушать судьбу, я активировал протокол безопасности высшего уровня, благодаря чему стал врагом персонала нашей геолого-разведывательной станции, состоящего из 8 геологов, врача и биолога в одном флаконе, инженера, он же начальник станции, и меня, начальника службы безопасности.

Людей можно было понять. Они уже настроились работать налегке, а в свободное время отдыхать на пляже, благо, на планете их было пруд пруди, но вместо этого по моей милости им предстояло таскать на себе скафандры, а все свободное время проводить на борту станции. И это без намека на потенциальную опасность! Скорее всего, меня заставили бы передумать, если бы не вмешался неожиданно Сергей Владимирович, врач-биолог.

Был он высоким, тощим мужчиной кавказской наружности. На станцию был сослан в наказание за то, что выставил из своей лаборатории менеджера по связям с общественностью и по совместительству любовницу начальника за то, что она попыталась учить его работать. До пенсии ему оставался год, поэтому отказаться от назначения на станцию он не мог.

– Кривцов прав, – сказал он, когда я уже готов был капитулировать. – Здесь просто обязана кипеть жизнь, а раз этого не происходит, то либо ее что-то уничтожило, причем со всеми следами, либо что-то, не дает ей закрепиться. Опять же, 20% кислорода на пустынной планете – нонсенс. Так что, пока мы не поймем, что здесь происходит, нам лучше не расслабляться.

В результате рекомендованный мной протокол был утвержден, а у персонала появился второй враг народа.

ЧП случилось на четвертый день нашего базирования. Я составлял отчет, когда в геологической лаборатории завизжала Лиза, трагически одинокая, бесцветная дамочка средних лет. Часы показывали 12—45 – прежде, чем отправиться туда, я автоматически посмотрел на циферблат. Эту привычку выработали у меня вереницы отчетов, в которых требовалось указывать точное время всех событий.

Когда я прибыл на место, Лиза уже не кричала. Она с безумным видом сидела за своим столом, по которому невозмутимо прохаживалось похожее на мультяшного хамелеона существо. При виде его я с превеликим трудом удержался от крика. Мой разум отказывался принимать происходящее.

Правила запрещают держать на станции каких-либо животных. Нарушение чревато увольнением с занесением в черный список, а это хуже расстрела. Поэтому вряд ли кто рискнул бы держать здесь кого-нибудь контрабандой. К тому же лично я проводил предстартовый досмотр станции, и приборы наверняка бы зафиксировали безбилетного пассажира.

Прийти к нам с безжизненной планеты это существо тоже не могло минимум по 2 причинам: Даже если его каким-то образом завезли на планету, ему надо было бы чем-то питаться, причем не один год. И если даже допустить, что оно каким-то чудом здесь выжило, проникнуть на борт станции с принятыми мерами безопасности оно не смогло бы ни при каких обстоятельствах. Проще было бы попасть пешком с Земли на Марс.

Как я и предполагал, в контрабанде никто не признался.

Вскоре Фантом, так назвали гостя, стал любимцем коллектива. Когда он это понял, мы испытали еще один заставивший нас усомниться в своем психическом здоровье шок. За одну ночь планета ожила, и когда взошло солнце, перед нами предстало буйство растений, а также ползающих, бегающих и летающих созданий. При этом все они были милыми, как на подбор.

– У меня есть только одно объяснение, – сказал на экстренном утреннем собрании биолог, и оно меня не радует, так как мы могли никого из них не замечать только в результате сверх развитой у этих созданий мимикрии. А так как природа крайне ленива, любое качество появляется и развивается только в случае необходимости и только до необходимого уровня. А раз так, то кто-то чертовски опасный заставил здешних обитателей настолько хорошо освоить искусство прятаться. И то, что мы не видим этих сверх хищников, мне не нравится больше всего.

– Но как они обманули приборы? – спросил начальник станции.

– Не знаю, – ответил биолог. – Техника не моя стихия.

А еще через 2 дня мы начали натыкаться на местных жителей на станции в самых неожиданных местах.

– Я отменяю ваш протокол безопасности, – сообщил мне начальник станции на следующий день после этого. – Во-первых, здесь нет никакой опасности, а во-вторых, здесь он все равно не работает.

К сожалению, я не нашел, что ответить.

В тот же день станция превратилась в курорт. Наплевав на свои обязанности, люди до глубокой ночи резвились с местной живностью, которая поголовно оказалась ручной, игривой и безобидной. И только мы с бортовым врачом продолжали соблюдать правила безопасности.

– Не нравится мне это, – сказал он, глядя на разошедшихся геологов. – Мало того, что здесь слишком идеально, чтобы это было правдой, так еще и люди…

– А чем вам не нравятся люди? – спросил я.

– Они какие-то не такие. Кто-то иначе держит вилку за столом, кто-то стал по-другому говорить. Возможно, это моя паранойя, а может…