Игорь Крымов - На нас смотрят Звезды

– Ну, мамочка милая , я же не хотела тебя обидеть.

– Все нормально Лариса, просто Татьяна Яковлевна вам дальше расскажет, почему так все произошло быстро и неожиданно.

А с экрана уже шли местные новости. Капитан Керченского порта Павел Стефанович Овсиенко рассказал, что на рейд порта Керчи прибыл первый караван судов из Голландии. Знаменитая семья по фамилии Лорнет, собрав родственников и соседей своего городка Розенталь в пригороде Роттердама, погрузилась на свои суда и сделали первый пробный героический переход.

Они рассказали, как территория целой страны за одни сутки ушла под воду. Из семи их судов только пять благополучно добрались до Керчи. Всем удалось в перерывах между ураганами проскочить Атлантику, но из-за проблем с поставками топлива в Гибралтаре пришлось оставить два судна с минимумом команды на борту. Марина выключила ТВ, и они с дочерью вышли на улицу.

Еще по-зимнему было темно, но не холодно. Вернее сказать, что уже по-весеннему было тепло, запах распустившейся сирени приятно заполнял их легкие. 23 февраля когда-то отмечали день советской армии и девочки в классе дарили мальчикам простые и недорогие подарки.

Вот оно глобальное потепление, – думала Марина, – потепление в которое мы еще год назад не верили. А в третьем классе из учеников всего два мальчика и три девочки, возможно теперь добавятся и эти голландцы. Мэр города Керчи господин Одсачий наверняка направит их сюда в деревню, где половина домов опустело как результат горбостройки та бездарлэжности.

Целые деревни, такие как Зеленый Яр и Марфовка брошены людьми и перестали существовать. С другой стороны хутор Либкнехтовка наоборот, даже стал развиваться. Говорят, что они нашли скифское золото царя Митридата. Но добиться истины от староверов власти так и не смогли.

Ее дочь бежала впереди по дороге. Русые косички прыгали из стороны в сторону как два беличьих хвостика полирующих бордового цвета школьный портфель, подпрыгивающий у девочки за спиной. Асфальт на дороге местами был разбит, и им часто приходилось обходить лужи, в которых прятались выдолбленные грузовиками ямы. Эти ямы- следы наглой бандитской деятельности. Когда предприниматели области закончили с металлоломом, они вспомнили о трубах мелиоративной системы, закопанные в землю еще в советские времена.

Справа от дороги светились окна тех немногочисленных крестьянских домов, где еще продолжала теплиться жизнь. А с лева – темными силуэтами, как надгробные плиты из темноты поднимались руины когда-то могучего советского животноводческого комплекса. Марина помнила фантастические рассказы своих родителей – про колхозы .

Кашары на въезде в село когда-то вмещали пять тысяч овец. Кроличья ферма, свинарники на три тысячи голов, амбары полные зерна, птичники с конвейерами полными яиц, завод железобетонных изделий, пекарня, консервный завод, винный завод, пасека и вот эти, что сейчас они проходят слева – коровники на три тысячи дойных коров, где подкормка и чистка механизированы, и бегущее по стеклянным трубам молоко. Все было развалено за прошлые годы независимого развития Украины.

Всегда город питался деревней и в прямом и в переносном смысле. Простые, трудолюбивые, не развращенные молодые люди из сел и деревень пополняли города, заменяя наркоманов, алкоголиков и тунеядцев. Но вот пришло время и опустели села, и уже некому идти в город.

Марина проходя ворота школы все еще думала, а навстречу к ней уже спешил обеспокоенный надвигающимся ураганом завхоз.

Иван, слушая мелодичное щебетание птиц, спускался по узкой улочке испанского приморского городка. Внизу у лучезарной кромки воды, медленно покачиваясь и поскрипывая швартовными концами, стояло его судно. Еще было далеко, чтобы различить украинский флаг на кормовом флагштоке, под которым белыми печатными буквами на темно-синем транце кормы было нанесено название- «Профессор Манукович» и чуть ниже порт приписки Донецк. А почему бы и нет, если Москва уже давно являлась портом пяти морей.?

Ивана не смущало название. Ведь были же когда-то в совковом флоте такие суда как Профессор Павленко, Аничков или Кудревич. Но все равно лучше давать судам женские имена, как это делали в старину наши предки.

Мысли Ивана прервал отчаянный девичий крик на испанском. И как по теории Дарвина если природа чем-то награждает божье создание, то обязательно там что-то убывает. Изумительной красоты испанская девушка с вьющимися черными как смоль волосами размахивала своими тонкими изящными руками и просто каркала как ворона.

Если французский язык был языком любви, а немецкий языком войны, то для Ивана испанский всегда казался вороньим языком. Для рассуждений у него не было времени. В мгновение он перемахнул через низкую ограду и оказался под балконом пылающей хазиенды .

Молоденькая сеньорита металась по балкону, а из дверей и окон наружу валил густой черный дым, среди которого вырывались языки оранжевого пламени. Солидная дубовая входная дверь была заперта изнутри. Разбить окно первого этажа значит разгерметизировать помещение, что мгновенно увеличит тягу. И будет это подобно небольшому взрыву. В отчаянии он просто стал под балконом и протянул вверх свои сильные руки.

Он кричал ей на английском и жестами приглашал прыгнуть. А она каркала на своем испанском.

Девичья фигура уже перебралась через парапет, но в ее карих глазах отчетливо был виден страх высоты, заставлявший ее стиснуть пальцы за перила мертвой хваткой. От напряжения белые косточки на запястьях пальцев девушки становились синими – прыгать вниз она не собиралась.

Уже заныла шея от высоко поднятой головы, когда Иван услышал вырвавшийся из его груди голос.

– Прыыыгай сссука .

И как в кадре замедленного действия эта изящная фигурка отделилась от балкона и, растопырив свои руки и ноги, начала ускорение вниз. От порыва ветра ее юбка раскрылась как парашют немецкого диверсанта, обнажая загорелые формы ее бедер и тонкую полоску белой ткани ее нательного белья.

Все это так и накрыло Ивана. Удар был настолько сильным, что казалось его плечи оторвались вместе с руками, а позвоночник просто провалился ему в штаны…

Аромат магнолии, под куст которого они упали, смешивался с ароматом девичьей плоти. Ему – старому морскому волку, этот запах кружил голову. Сеньорита еще в полете потеряла сознание, и теперь, ее прекрасное бесчувственное тело находилось в его объятиях. В его хрупком сознании, отягощенном долгими морских переходами и нахождения в замкнутом железом пространстве, уже возникли те безобразные сцены любви от которых ему стало стыдно.