Робер Гольярд - Безобразная Эйвион, или Сон разума

Однажды она сидела у себя в комнате и читала. Может, именно эта книга попалась случайно, а скорее всего, старая Фаиза намеренно подсунула её, прельстившись картинками. Эйвион медленно водила пальцем по строчкам, закусив губу, замирая от непривычного томления, и очнулась только тогда, когда дрожащий язычок пламени в лампе погас. На дворе уже стояла ночь, и господин Тар’иик не позвал её.

Эйвион не спала до утра, глядя в темноту, и с первыми лучами солнца послала за Фаизой. Облегчённо вздохнула: он просто уехал по делам. А когда вернулся – это произошло через три дня, – и наступила очередная ночь, случилось так, что горячая волна затопила всё её существо, и в голове помутилось от дурманящего чувства полёта. Она зарычала и крепко-крепко обхватила его ногами, задвигала бёдрами навстречу его движениям, вцепилась скрюченными пальцами. «Сильнее, сильнее», – хрипло зашептала она – и очнулась от звука собственного голоса.

Он смотрел на неё с лёгким изумлением. На его плечах отчётливо виднелись алые полоски с выступившими капельками крови. Она испугалась и, должно быть, Тар’иик это заметил. Но не её внезапная животная страсть и не вид крови потрясли Эйвион больше всего.

Его лицо.

Потемневшее, с гниющей язвой на левой щеке. Эйвион моргнула – и язва пропала. Должно быть, просто неровный свет от лампы.

Тар’иик усмехнулся.

– Ты удивила меня. Я не думал, что бледнокожие женщины корнов так горячи. Кем ты была в своей стране? Расскажи.

Эйвион села на кровати, пытаясь отдышаться. Её грудь вздымалась тяжело, а тело отчётливо белело в полумраке, но почему-то ей не хотелось ничего прятать. Он налил себе бокал вина и слушал внимательно, задавая самые разные вопросы.

– Ты – дочь малого советника? – поразился он, пытаясь уразуметь услышанное. Эйвион часто не находила подходящих слов в арканском языке. «Рисарь, рисарь» – несколько раз повторил за ней Тар’иик, словно пробуя незнакомые звуки на вкус.

– Рыцарь, – улыбнувшись, поправила его Эйвион.

А много ли шейнов в Корнваллисе? Как это возможно, что шейны ведут между собой войны и почему ваш сайид не дарует им господскую милость ? Брови Тар’иика медленно поползли вверх, когда Эйвион поведала ему, что среди корнваллисских шейнов есть женщины, и даже сам король, если у него нет сыновей, может назначить своей преемницей дочь или сестру, и поэтому всех наследниц дворянских родов обязательно учат грамоте и другим наукам.

– И эти женщины так могущественны, что мужчины признают их власть? – задумчиво спросил он.

Они разговаривали полночи, даже дольше – за окном уже забрезжил рассвет, и бронзовые лампы давно погасли, – а уже к следующему полудню Фаиза, придя к Эйвион, остановилась на пороге и поклонилась. Позади неё виднелись две служанки, тоже склонившиеся в пояс.

– Господин Тар’иик приказал препроводить тебя в другие покои. Эти недостойны его харим.

«Господской милостью» у арканов именовалась склянка с ядом, которую шейн или сайид присылали провинившимся знатным подданным.

Как поняла Эйвион, у Морского народа не было вассалов и сеньоров, и вообще отсутствовало представление о знатной крови. Точнее, оно было, но совсем не такое, как в королевстве Корнваллис. Советником мог стать любой из подданных шейна, которого тот счёл подходящим для этой роли. Но – и это было очень важное дополнение, – назначить нового советника шейн мог только на освободившееся место. Шейн не жаловал советникам ни земель, коих в Гази просто не было, ни особых титулов, но лишь право на почёт и уважение, много обязанностей, а в довесок – часть своих доходов. У Эйвион широко открылись глаза, когда Тар’иик мимоходом упомянул о том, что по милости шейна Мааг’сума он обладает правом рыбной ловли в Гази. Тар’иик, заметив её изумление, изрядно развеселился.

– Да нет же, – едва не поперхнувшись вином, сказал он, – это означает, что мне причитается десятая часть налогов с продажи рыбы на здешних рынках. Но я должен следить за тем, чтобы прочие доходы неукоснительно поступали в Белый дворец.

Шейн, как и каждый из его советников, запросто мог взять в жёны любую женщину, даже рабыню, которая, если устраивала своего господина в качестве наложницы, становилась харим , «любимой», а если приносила ему ребёнка, переходила в ранг «ихтиб» , то есть «уважаемой».

С другой стороны, сам Тар’иик являлся Красным советником в пятом поколении, его мать была дочерью другого Красного советника, а нынешняя жена, Зурифе – дочерью одного из нынешних Зелёных. Советники как бы составляли одну знатную группу, но легко могли лишиться своего места и даже жизни по прихоти шейна.

Услышав это, Эйвион сделала для себя кое-какие выводы. Про Зурифе она ничего у господина Тар’иика не спрашивала, но знала, что у них нет детей.

– Вообще-то, – шепнула ей как-то раз её подружка Айят, – этого вполне достаточно, чтобы отказаться от жены. Не понимаю, чего он тянет и почему не возьмёт ещё одну.

А Эйвион теперь поняла. Вряд ли он может, даже если захочет, просто так выгнать со двора дочь Зелёного советника.

Ей даже стало жалко Зурифе.

Эйвион давно её не видела, но знала, что Зурифе почти не покидает свои покои на женской половине, как, впрочем, все жёны знатных чиновников. На вид ей было около двадцати пяти лет; с большими грустными глазами, всегда густо подведёнными сурьмой, тонким носом, и пухлыми губами. Со слугами она вела себя доброжелательно и спокойно, но, как сейчас догадывалась Эйвион, это спокойствие ей дорогого стоило.

Один раз ночью, уже в своей опочивальне, Эйвион, внезапно проснувшись, села на кровати, уставившись на тусклый огонёк, пляшущий в лампе. А вдруг она понесёт от господина Тар’иика? Она, конечно, ещё очень молода, но мало ли? Бывает, что рожают и раньше. Что тогда будет с Зурифе? И кем станет она сама? Эти мысли не давали Эйвион уснуть до самого утра, и только когда уже забрезжил рассвет, она забылась неспокойным сном на сбитой в комок простыне.

Прошло, наверное, уже около месяца, когда господин Тар’иик вызвал Эйвион в неурочный час. Он сидел в своём кабинете, небольшой комнате с пышным ковром на полу, и стенами, заставленными книжными полками. Его лицо было сосредоточенным и хмурым, а в руке он держал развёрнутый лист пергамента, который при появлении Эйвион небрежно бросил в ящик стола.

– Мой господин звал… – начала она, но Тар’иик лишь махнул рукой, приказывая замолчать. Затем внимательно оглядел Эйвион, так, словно видел её в первый раз.

– Завтра утром ты отправляешься в Белый дворец.

Она вопросительно посмотрела на него.

– На днях его высочество Мааг’сум, шейн Гази и близлежащих островов, поинтересовался моим здоровьем. Я отвечал ему, что, хвала богам, моя нога больше меня не беспокоит. Мне пришлось рассказать его высочеству о девушке из народа корнов, что живёт в моём доме и обладает удивительными умениями, такими, которые незнакомы здешним лекарям.