Робер Гольярд - Безобразная Эйвион, или Сон разума

Кивнув, Корах засеменил за ней на своих маленьких ножках.

– Сам посуди, – продолжила она, – кем я была там? Уродиной с Виловой печатью на лице…

Корах нахмурился.

– Смотрю, в первую очередь тебя надо спасать от тебя самой. Чушь. Ты была там госпожой Ллир, дочерью рыцаря в четвёртом поколении, владелицей собственного замка.

– Я вообще не помню, как он выглядит…

– Так отчего ж не посмотреть? И, если не ошибаюсь, в Ллире сейчас живёт с полтыщи твоих подданных, которых ты бросила, оставила без хозяйки.

– Я не бросала. Корах, послушай… Я никогда в жизни не была госпожой. Я жила в крохотной клетушке вместе с челядью и бегала по грязи босиком. Подданные, замок… я даже не понимаю, о чём ты говоришь.

– Да всё равно. По мне, так лучше быть первым парнем на деревне, чем десятым в… да каким десятым?! Кто ты здесь такая? «Я не могу долго тут оставаться…» – передразнил он её. – Здесь ты – рабыня, дырка для услады своего хозяина.

– Перестань, – рассердилась Эйвион.

– Это с какой радости перестать? Чего ради я проплыл тысячу миль и облазил два десятка островов? Чтобы услышать, что моей госпоже, которой я дал слово верности, больше по душе сидеть в золотой клетке и раздвигать ноги по первому требованию?

– Как любой жене, между прочим.

– Пф-ф… – Карлик чуть не лопнул от возмущения. – Интересно, а что ты будешь делать годков через пять-десять, когда твоя свежесть немного подвянет? Сидеть в уголочке и смотреть, как господин тащит в постель других молоденьких рабынь? В Корнваллисе, в отличие от этих дикарей, никто не смеет гнать свою жену, и уж тем более не может продать её на рынке, словно старую корову.

Впереди показалась дверь с двумя слугами по каждую сторону, и Эйвион с облегчением остановилась. В её душе бушевала буря.

– Извини, Корах. Дальше нам не надо идти вместе. И… – она наклонилась и, оттянув в сторону лицевой платок, поцеловала его в колючую щёку, – я сейчас не хочу говорить об этом. Я буду здесь завтра, за час до полудня. Расскажешь мне, как попал сюда.

Он хмуро кивнул ей вслед.

Для изготовления «медной воды», кроме купороса, который можно было легко найти в любой лекарственной лавке, ещё требовалась дымянка, но, как Эйвион не старалась, расписывая Дахилу эту траву – «очень густо растёт, в локоть высотой, с длинными листочками и розовыми цветками, и орешки у неё бурые. Ну, цветы ещё красные бывают, и фиолетовые», – увы, лекарь только разводил руками.

– Нет, уважаемая Эйша, – шелестел он старческим голосом, – такого на Гази не растёт. Ни здесь, и ни на одном из южных островов. Должно быть, северное растение.

А когда Эйвион мимоходом упомянула о том, что в больших количествах дымянка ядовита, лекарь в ужасе замахал руками:

– Что ты, что ты, дитя моё… с таким снадобьем прямая дорога на позорный камень…

У Морского народа были странные врачеватели. Они готовили микстуры и мази из рыбьей чешуи и моллюсков, добавляли туда водоросли, измельчённые в пыль сушёные языки черепах, хвосты ящериц с бесплодных островов Среднего моря и прочие редкостные ингредиенты, но при этом с необъяснимым опасением относились к травам, растущим не в воде, использовали их редко и с превеликой осторожностью. «Неудивительно, – думала Эйвион, – что они ничем не могут помочь своему шейну».

– Что же делать? – расстроилась она, и Дахил, пожевав губами, ответил:

– Увы, я простой продавец зелий, и мало понимаю в высокой медицине. Но год назад у госпожи Зурифе, супруги советника Тар’иика, случилась сыпь на лице, и по моему совету она обратилась за помощью к одному из высокоучёных нааби , что в квартале Ариф. Простым людям к ним ход закрыт, и только его высочество Мааг’сум и его министры могут просить их поделиться божественной мудростью. Я даже не могу сказать, кто из нааби посоветовал госпоже Зурифе лечебное средство, но знаю, что оно помогло. Я думаю, что Красный советник не откажет в такой просьбе.

– Конечно, спасибо, уважаемый Дахил, – обрадовалась Эйвион и, пожелав старику доброго здоровья, почти бегом отправилась домой. Два толстых евнуха едва за ней поспевали.

Тар’иик выслушал её со вниманием и немедленно послал за своей женой. Зурифе взглянула на Эйвион лишь мельком, как на предмет обстановки, и хотя на её царственно-величественном лице ничего не отразилось, Эйвион готова была провалиться сквозь землю. Она уже забыла, когда последний раз видела супругу Красного советника, гоня мысли о ней прочь, и только сейчас вдруг вспомнила брошенные однажды слова Фаизы: «Он уже месяц не хочет видеть свою жену».

Зурифе была одета более чем роскошно, только по-домашнему, без верхней прозрачной накидки, как у Эйвион: великолепное изумрудного цвета платье, расшитое самоцветами, облегало тяжёлые бёдра; такое длинное, что подол волочился сзади на пару шагов. Оно поддерживалось единственной бретелью, что шла спереди, соединяясь с широким ожерельем из десятков самоцветов, обвивавшем шею. Такие же браслеты украшали запястья. Её груди, полные и пока ещё высокие, вздымались в такт глубокому дыханию.

Тут же в голову Эйвион непрошеной гостьей ворвалась фраза Кораха о том, что случится через несколько лет, когда её свежесть приестся господину: «Будешь сидеть в уголочке и смотреть, как он тащит в постель молоденьких рабынь». Сейчас молоденькая рабыня – это она.

Эйвион стало жарко; вихрь мыслей мешал ей вникнуть в суть разговора Тар’иика и Зурифе. Последняя даже не смотрела на соперницу, и слава богам: иначе бы Эйвион упала в обморок. Вскоре Зурифе ушла, и господин Тар’иик изволил обратить внимание на свою харим .

– Что с тобой? – спросил он, явно не ожидая ответа. Он был чем-то озабочен, а на столе перед ним лежали связки пергаментов. – Зурифе узнает всё, что нужно, и, наверное, принесёт требуемую траву. Тебя нааби даже на порог не пустят.

Вдруг он поднял на неё глаза.

– Скажи, о моя харим … тебя не посмели обидеть в Белом дворце?

– Нет. – Эйвион слегка смешалась. – Меня кто-то мог обидеть? Шейн Мааг’сум был очень вежлив.

Тар’иик кивнул.

– Ты хорошо потрудилась сегодня, я доволен. Ты можешь идти. Сегодня вечером я буду занят. Надеюсь, тебе хватит ночи, чтобы приготовить лекарство.

– Спасибо, господин, – Эйвион склонилась в поклоне и, не выпрямляясь, задом попятилась к двери. Ей почему-то захотелось плакать.

Через пару часов ей передали крохотный мешочек, на ощупь – с перетёртой травой. Это была не Зурифе: Эйвион страшно боялась, что супруга Тар’иика сама решит прийти к ней в гости. Мешочек принесла Айят, которую Эйвион тоже не встречала уже давно, и очень обрадовалась её приходу. Усевшись на кровать, они болтали до позднего вечера, и Айят без устали восхищалась платьями Эйвион, её роскошными покоями и мягкостью перины.