Артур Самари - Русская жена эмира

– Давид, смотри, не переусердствуй. У нас, у русских, есть пословица: кашу маслом не испортишь. Однако ты способен испортить эту кашу.

– Я понял ваш намек и искренне рад, что мои слова вам неприятны. Это у меня по привычке. Я тоже не люблю себя за лесть, но мы вынуждены это делать, дабы спокойно жить среди мусульман, – почти шепотом сказал Дауд и бросил испуганный взгляд на богатого мусульманина с женой, которые еще разглядывали товар. Кажется, те не слышали его – они просто не могли оторваться от золотых колец и перстней.

– Давид, мне нужно красивое женское украшение, – сказал Николаев и, наклонившись к ювелиру, тихо пояснил: – Это подарок для русской жены эмира, у нее день рождения. Есть ли у тебя что-нибудь для такого необычного случая?

– Что же вам предложить? – задумался ювелир. – Как я понимаю, это должно быть что-то изящное, дорогое и, конечно, с бриллиантами…

– Будет хорошо, если это украшение будет иметь еще и историческую ценность. Скажем, перстень Биби-ханым, жены легендарного Темура.

– О, полковник, до чего у вас богатый аппетит. Я весьма сожалею, но такие уникальные вещички крайне редко оказывались в моих руках, хотя между ювелирами ходят разговоры, что якобы имеется перстень самого Македонского и Чингисхана. Сам я мало верю таким разговорам. И все же для истинных ценителей старины у меня кое-что есть.

Ювелир обернулся и взял с полки жестяную коробочку из-под индийского чая. Дауд извлек оттуда серебряное кольцо, которое своим видом сразу разочаровало полковника: на нем не было бриллианта, а вместо него – бирюза, и вокруг – тонкий резной узор.

– Обратите внимание, – мягко сказал Дауд, – какая изящная вещица, не правда ли?

– Но на ней нет драгоценного камня.

– Согласен с вами, почтенный советник. Тем не менее это – бесценная вещь, она украшала палец знаменитой поэтессы Нодира-бегим, которая жила в этих краях. К тому же она правила Кокандом, разумеется, после смерти мужа. Верьте мне: это подлинное кольцо. Я его выторговал за большие деньги у внука поэтессы. Должен сказать, такое мог сотворить только именитый мастер. И самое главное, загляните внутрь, там имеется надпись: «Нодира-бегим».

Такие слова не могли не заинтересовать Николаева. Он взял кольцо и с любопытством стал разглядывать, а в голове крутилась мысль: «Может, этот еврей подсовывает мне фальшивку? Здешний народ не гнушается обмана. Но евреям можно верить: они отличаются честностью». Николаев поднял голову и заметил любопытные взгляды двух богатых супругов, которые вытянули свои носы в сторону полковника.

Николаев улыбнулся им, затем заговорил с ювелиром: «Беру его, сколько просишь?»

– Зная вас, как частого клиента, готов уступить за десять золотых.

– Давид, ты слишком завысил цену, тебе не кажется?

– Помилуйте честного еврея, эта вещь стоит того. И лишь такой образованный человек, как вы, способны оценить ее по достоинству.

– Ладно, возьму, – и советник вынул из кармана кителя мешочек золотых, отсчитал монеты и опустил их на прилавок.

Счастливый ювелир забрал деньги с легким поклоном. Стоявший у двери охранник был поражен, как можно отдать такие огромные деньги за женское украшение, тем более из серебра.

– Да, вот еще что, Давид, можешь найти мне красивые розы? – спросил Николаев.

– Такие цветы в Бухаре не продаются.

– Я и без тебя это знаю. Может, у тебя имеются знакомые, у кого во дворе растут сорта роз редкой красоты, каких нет во дворце эмира. Я хорошо заплачу.

– Рад вам услужить, но для этого нужно день-два, пока мы опросим людей.

– У меня нет времени. Ладно, обойдемся без цветов.

Хозяин лавки вышел за советником и уже на улице, когда военные садились на лошадей, жалостливым голоском еврей сказал:

– Уважаемый полковник, прошу вас, не говорите эмиру, что это кольцо купили в моей лавке. Сначала я как-то не подумал об этом, а вот теперь стало страшно. Дело в том, что дедушка нашего милосердного эмира Алимхана в свое время захватил Коканд и казнил непокорную поэтессу Нодиру-бегим. Как бы это не обидело нашего правителя.

– Не переживай. У эмира есть дела куда важнее, чем карать какого-то ювелира из-за такого пустяка.

В указанный час Николаев вернулся в Арк и там, у входа, заглянул в деревянную будку сапожника, который чистил сапоги до блеска. В приемной его встретил секретарь, быстро поднявшись со стула.

– В русском зале гости уже собрались? – спросил Николаев.

– Пока только Наталья-ханум со слугами, она готовит праздничный стол. Госпожа велела никого не впускать туда, даже самого повелителя. Право, я не представляю себе, как осмелюсь сказать такое нашему великому эмиру. Прошу вас, господин советник, помогите в этом деле. Может, сами скажете ему о наказе госпожи?

Николаев улыбнулся и согласно кивнул головой. В это время дверь распахнулась, и возникла тучная фигура эмир в сопровождении двух охранников. Он уже сменил наряд – голубой халат с золотыми узорами, пояс, усыпанный бирюзой, лазуритом и крупными рубинами. На плечах – генеральские погоны России, а на груди красовались три звезды, российские ордена, а всего он получил от царя шесть. Такие украшения ему нравились с юношеских лет, когда впервые оказался в Москве.

Его охрана застыла у дверей, сам же эмир подошел к Виктору и, улыбаясь, спросил по-русски:

– Где наша именинница?

– Уже в зале, однако, она просила пока не входить туда. Наташа украшает стол и сказала, что сама пригласит нас.

– Мне тоже ждать ее разрешения? – засмеялся эмир и почесал свою бороду. – Не малых трудов мне стоит ее перевоспитание. Никак эта женщина не может привыкнуть к тому, что жены не должна повелевать своими мужьями. Хорошо, хоть остальные не командуют мною. Но сегодня она именинница, и я прощаю такую дерзость.

Мужчинам пришлось ждать недолго. Двери русской залы распахнулись, и эмир с военным советником вошел в большую комнату. Возле овального стола стояла молоденькая женщина в белоснежном наряде, с бантами и в шляпке, как одеваются модницы Европы. Наташа встретила мужчин с открытой улыбкой хозяйки и хотела поклониться по-русски, широко, размашисто, однако для беременной женщины это оказалось непросто, и она ограничилась легким наклоном. Затем сказала:

– Дорогие гости, прошу вас к столу на именины, чувствуйте себя как дома.

По ее волнующемуся голосу чувствовалось, как ей приятны столь исконно русские слова, от которых веет Россией и домом.

Сияющая белизной скатерть, немецкий сервиз с рисунками замков, лесов, рек и озер произвели на Николаева самое радужное впечатление. Они напомнили ему не только Россию, но и Берлин, и Лондон, где ему довелось работать и жить. Ах, как хотелось ему сейчас очутиться в тех местах, но кому он нужен там: без работы, без денег.