Александр Уваров - Созвездие Волка

Далёкий уже, далёкий, далёкий тысяча девятьсот шестьдесят пятый год.

Февраль. Холодный февраль в казахской степи.

Снежинки кружатся в воздухе, летят сквозь синий свет фонаря, полетают вверх, подхваченные ветром, словно хотят вернуться опять на небо, в тёмное ледяное брюхо породившей их зимней тучи, с ветром – вернуться, вверх.

Но слабнет ветер, и срываются снежинки. Под свет фонаря, кругами, спиралями – вниз, вниз.

Под ноги. На скрипучие доски перрона.

Холодно и одиноко. Маленький мальчик засунул руки в карманы (рукавицы уже не грели), подошёл к женщине в коричневом потёртом пальто, что стояла, съёжившись, у края перрона и прижался щекой к её локтю.

«Мама» не сказал, а, скорее, едва слышно прошептал мальчик.

Женщина не ответила ему. Хотя услышала тихий его шёпот.

«Мама, а скоро поезд будет? А в Москве правда цирк есть? С пирожными? Есть очень хочется…»

Женщина левой рукою (к правой прижался сын) поправила пуховой платок.

Словно прикрывала лицо от ветра. Или просто…

«Только б не видел!»

…укрывала глаза.

Мокрые на морозе.

– Товарищи офицеры!

Высшие руководители УССМ и приглашённые на совещание представители ФСО встали, приветствуя начальника Управления специальных стратегических мероприятий генерал-полковника Шевалдина.

Михаил Николаевич необычно быстрым для руководителя такого уровня шагом, не следуя правилам византийской степенности, обошёл присутствующих, каждому пожимая руку, и, энергичным жестом придвинув кресло, присел за стол.

– Здравствуйте, товарищи офицеры. Садитесь.

Шевалдин выждал с полминуты (то ли ожидая, пока приглашённые на совещание сотрудники усядутся поудобнее, то ли просто по начальственной своей привычке паузой нагнетая напряжённость), подвинул ближе подготовленные референтом бумаги с основными тезисами выступления (говорить по бумажке Шевалдин не любил, речи предпочитал короткие и энергичные, однако бюрократические процедуры чтил свято и план выступления требовал от секретариата к каждому совещанию такого уровня).

Быстро пробежал взглядом по намеченным пунктам выступления. Пошевелил губами, словно на вкус пробуя слова будущей речи.

«Энергично, доходчиво…»

– Вопрос сегодня надо решить важный, принципиальный даже, – голосом глухим и задумчивым начал Шевалдин. – У нас на совещании присутствуют представители Федеральной службы охраны. Наши, так сказать, коллеги и боевые друзья. Я представлю вас сотрудникам, а вы уж не вставайте. Без этих обойдёмся, без церемоний. У нас тут отношения товарищеские, простые. С субординацией, конечно, со строгой дисциплиной. Но просто всё, по-боевому.

Шевалдин вполоборота повернулся к гостям.

– Вот, справа от меня. Генерал-майор Сомов, Николай Иванович. И полковник Вишняков…

Шевалдин замялся на мгновение.

– Андрей Александрович, – шёпотом подсказал Вишняков.

– Андрей Александрович Вишняков, – подхватил Шебалдин. – Вот, познакомьтесь, товарищи офицеры. Именно их помощь потребуется нам для решения того важного вопроса, о котором я говорил.

Представитель ФСО генерал-майор Сомов переглянулся с напарником, полковником Вишняковым.

Взгляд у Сомова был выразительный. Такой выразительный, что и слов не надо было. И так всё было понятно.

«Это он с нами решать будет!»

– Вы, Николай Иванович, получили от нас предварительные данные по планируемой операции, – обращаясь к Сомову, сказал Шевалдин.

И, словно бы извиняясь, заметил:

– О нашей конторе мало кто знает. Сами понимаете, специфика службы. Конечно, и у вас тайн хватает, да ещё каких… А тут, знаете ли, само наше существование – тайна.

«Ну, прямо византийцы!» с иронией подумал Сомов.

– Управление стратегических специальных мероприятий, – продолжил Шевалдин. – Оно же УССМ. Создано наше управление два года назад. Указ президента, естественно, не публиковался. Даже среди наших коллег-силовиков о нашем существовании мало кто знает. Отвечаем за проведение операций особой важности в дальнем и…

Шевалдин перевёл дыхание.

– … ближнем зарубежье. Операций настолько деликатных, что любая, даже косвенная причастность к ним любых официальных структур государства российского просто недопустима. В том числе и операций, проводимых в условиях угрожаемого периода. Если говорить открытым текстом…

Михаил Николаевич показал на выложенную серой пластиковой плиткой стену, подсвеченную жёлтыми огоньками бра.

– …А мы находимся в хорошо защищённом помещении…

Михаил Николаевич добродушно улыбнулся, и остальные сотрудники УССМ, поддерживая начальника, согласно закивали головами.

– …Среди коллег и боевых товарищей…

Сомов дружески улыбнулся в ответ.

– И, конечно же, – продолжал Шевалдин, – здесь мы можем говорить именно открытым текстом! Так вот, наша структура отвечает за проведение разведывательно-диверсионных операций за рубежом. Мы – партизаны за линией невидимого фронта. Не люблю я все эти громкие слова… Но точнее не скажешь. Партизаны! Не буду уточнять, с кем именно мы воюем. Но война идёт, Николай Иванович. И война беспощадная! По нам наносят удары, мы контратакуем в ответ. Но чтобы не давать врагам козыри в их идеологической войне против России, мы свои акции проводим так, чтобы ни одну ниточку нельзя было протянуть от наших бойцов к официальным структурам России. Партизанские акции, сами понимаете, точечные, выборочные, с маскировкой, с камуфляжем. Иногда – и под чужим флагом. И партизаны наши, даже в наихудшем случае, даже попав в плен, не должны и не будут рассматриваться ни противниками нашими, ни друзьями как сотрудники российской спецслужбы. Они – кто угодно! Авантюристы, уголовники, террористы, солдаты удачи, агенты наших врагов. Кто угодно, но не наши! Они всегда в чужой форме. Или в штатском. Ошибка с Яндарбиевым не повторится! Если бы наше управление занималось этим вопросом…

Шевалдин откашлялся и ладонью потёр горло.

– …Яндарбиева на глазах десятка свидетелей задушил бы его ближайший сторонник и самый преданный друг. И кричал бы при этом: «Аллах акбар! Свободу Ичкерии!». А убийство объяснил бы тем, что Яндарбиев работает на русских. Сдался бы полиции, дал бы нужные показания. И исчез бы из тюрьмы. Пропал бы с концами. Вот так бы мы действовали! И так будем действовать!

Шевалдин ребром ладони не сильно, но отчётливо и резко стукнул по краю стола.

«Творчески мыслит мужик» с нарастающим беспокойством подумал Сомов. «Уж очень творчески! Оперативное искусство на грани преступлении. Или за гранью…»

– Так что… Нас как бы и нет, – подвёл промежуточный итог Шевалдин. – Но мы есть!

Он замолчал и странным, помутневшим, остановившимся взглядом посмотрел на офицеров ФСО.