Валерий Тимофеев - Вопреки всему

За очередным поворотом с разгону вылетаем на огромнейший вековой завал – вся вода, глухо урча, исчезала под диким переплетением толстенных деревьев, на которых, отвалив от изумления чушки, ошалело таращились на непонятных и шумно галдящих двуногих три медведя – мамка и пара отпрысков. И только наши Дерсу Узала ухватились за ружья, как ушлые звери мгновенно смылись, оставив нам массу впечатлений от встречи да еще досадный промах от проскочившей мимо нас по правому борту обходной протоки.

Ох, и тяжкая же доля тягать тяжеленные плоты супротив мощного течения, да что делать, работать надо. Дотянули, погрузились и, слава богу, протиснулись впритирочку по протоке в основное русло. В полдень следующего дня вдали возник низкий гул, как от пролетающего на большой высоте ИЛ-18, звук надвигался, а течение все убыстрялось. По совету Стаса чалимся к правому берегу и запускаем вперед разведку, которая через пару часов донесла, что впереди нас ожидает пресловутый водопад. Разгрузив плоты и взвалив на плечи, окромя рюкзаков, еще и тяжеленные греби, бредем зверовой тропой на все усиливающийся гул. Расступившаяся тайга выплюнула всю кодлу на скалистый уступ, ниспадающий круто пятью ступенями к большой поляне на берегу огромного бучила, в которое с тринадцатиметровой высоты тремя поворотами устремлялся белесый, весь в феерической радуге, кипящий поток. Грохот стоял страшенный, даже говорить рядом приходилось, перекрикивая друг дружку. Закрепившись на берегу, вдруг выясняем к своему ужасу, что весь провиант, по халатности оставшегося раззявы, промок под проливным дождем и, несмотря на неоднократную просушку, успел потерять не только товарный вид, но и, пардон, потребительские свойства. Короче, жрать его было нельзя! Отматерив бедолагу, вновь подтягиваем потуже пояса, принимаясь за постройку очередных плотов.

Трофейный таймень

Охота дает пока что крайне скудный приварок, всего-то несколько рябчишек на огромную толпу, поэтому Стас и начал очередной эксперимент над своим спиннингом, забрасывая самодельный «шторлинг» прямиком в центр крутящегося улова. И уже через часок, побросав топоры и пилы, мы с огромнейшим интересом лицезрели занимательно-завораживающий спектакль, актерами коего выступали Стас с круто изогнутым удилищем в дрожащих от напряжения руках, Ригина с ружьем наизготовку, грамотно перебегающая вслед за супругом вдоль берега, и огромаднейший таймень, вытворяющий такие фортеля… Вылетая из воды почти всем туловом, изгибаясь на лету, он резко дергал башкой из стороны в сторону, пытаясь избавиться от впившейся в нижнюю губу блесны, в ореоле брызг шлепался обратно, уходя резким маневром в глубину и вновь повторяя свои пируэты не без оригинальности. Сей концерт был прозаически прерван неожиданно прозвучавшим выстрелом, когда Ригина снайперски влепила заряд дроби прямиком в чудовищную голову этого гиганта, не задев притом леску. Выволоченный на прибрежный песок мастодонт человеческого роста был усмирен милосердным ударом топора по затылку. Красавец в тридцать два килограмма, сияющий золотистыми в черную крапину бочинами, был бесподобен. «Чудо-Юдо», – пробормотал ошарашенный увиденным Кэп. И он был как всегда прав.

Осоловелые от перееда, нахлебавшиеся душистой юшки и слопавшие по паре кусищ необыкновенно вкусного мяса, мы тихохонько сидели вокруг затухающего костерка, время от времени сыто икая и славословя при этом нашего кормильца. Пойманный Эдичкой на следующий день четырнадцатикилограммовый экземпляр был наречен таймешонком, хотя и был сожран с не меньшим энтузиазмом.

Плоты благополучно достроили и опосля двинули снова к людям.

То ли я очень не понравился саянскому водяному богу, то ли причиной всему мое хроническое раздолбайство, но купнуться в этом походе мне пришлось еще разок. Маршрут приближался к концу, уже проплыли староверскую деревню, находящуюся всего в восемнадцати километрах от первого населенного пункта на Бий-Хеме, конечного пункта нашего путешествия. Стремительно мчащийся Енисей не представлял особой угрозы, у всех было приподнятое настроение, ведь позади около семисот километров пехом и водой по самым красивым местам Восточного Саяна. Тяжелый деревянный плот, рубленный по типу саянского салика, управлялся на данном этапе только одной кормовой гребью, а передняя, слегка приподнятая над водой, была зажата у меня между колен, чтобы, в случае необходимости, могла быть мгновенно пущена в дело. Поток разделился на два рукава, обтекающих небольшой остров и сливающихся сразу за ним. В месте слияния плот слегка качнуло на встречной волне, и перо передней греби окунулось в соседнюю струю.

Катапультирующий удар, «как корова языком слизнула!» – так позднее объяснил сие явление невозмутимый, как всегда, Кэп, и я, всплывая, ударяюсь головой о бревна. Любое тело, попавшее в стремительный поток горной речки, движется с одинаковой скоростью. Эту истину я познал на собственном горбу, вторично колотясь башкой о плот. На третье всплытие воздуха уже не хватало, и, крепко хлебнув водицы, я был готов к самому худшему, когда неведомая сила, выдернув меня из воды, распластала на плотовом настиле. Выплескивая из себя жижу вперемешку с отчаянным матом, постепенно прихожу в себя благодаря судьбе в виде Аксакала, который, заставив ребят держать его за ноги и окунувшись вниз головой в поток, обнаружил барахтающееся тело всего в одном метре от себя.

«Дуракам везет», – выдавил из себя очередной перл Кэп, и я с ним полностью согласился.

Плывем на саликах

Монотонное поскрипывание снега под широкими лыжами «Турист», брезентовые бахилы, натянутые поверх лыжных ботинок, накрепко охваченных полужесткими креплениями, и уже набрякшие от налипшего на них снега, неровное сопенье трех придурков, тропящих лыжню друг за дружкой в сумеречной тайге – предновогодний вечер далекого и уже ускользающего в никуда шестьдесят первого года.

Идея отметить Новый год в потаенной охотничьей избушке, затерянной в таежной глубинке Шалинского района, всплыла спонтанно у нашего неформального лидера Пини нежданно для нас с Аксакалом, была горячо одобрена и материализована в самые кратчайшие сроки. В наших «абалаках» чтой-то заманчиво побулькивало, что подстегивало наш энтузиазм, но, увы, не ускоряло хода, уж больно много снега успело навалить за прошедшие пару месяцев. Уже стемнело окончательно и обалденно вызвездило, на черном небушке перемигивались фантастически огромные звезды, сиреневатый снег на полянках и огромных разлапистых елях, теснящихся по сторонам узкой визирки, создавали сюрреалистически волшебную картину, столь далекую от обыденной городской суетной текучки. Душа пела, но пузо уже потихоньку урчало, предвкушая праздничный ужин и подстегивая, подстегивая наши молодые неуемные организмы к быстрейшему шевелению конечностями. Несмотря на двадцатиградусный морозец от нас вовсю валил пар после шестичасового марш-броска, когда неожиданно раздалось приглушенное потюкивание топора и на небольшой поляне нарисовалась утонувшая в сугробе маленькая избушка с огромной снеговой папахой на затылке, с короткой трубой, из которой стайкой улетали в черное небо золотистые искры. Невзрачный дедок в нательной рубахе с охапкой березовых поленьев в руках вначале изумленно упялился на наши разгоряченные рожи, а затем, коротко матюкнувшись, исчез, поднырнув за низкую дверь. Ошарашенные такой встречей, мы застыли истуканами перед входом, когда дверь резко распахнулась и дедок после короткой, но так понятной каждому русскому тирады прошамкал: « <���…> уж, коли приперлися».