Владимир Максимов - Путешествие А. С. Пушкина в Европу

На каждой крыше дымоход,
Внутри камины, там тепло,
Им там огонь, – уют, светло.
Не то что в кубриках их ждёт,

Ведь морякам – в гамак бы влезть,
Укрыться -б тёплым одеялом,
«Комфорт» тут: у кого что есть…
Хотя, устав, все крепко спали.

Качал их бриг по воле волн,
И капитан корабль провёл
Проливы позади остались,
В просторы моря ветры гнали.

Брега забрезжили в ночи
Британия там впереди.
Ла-Манш, пролив пошире прежних
Вдали французский берег брезжет.

Видать слегка там порт Кале,
В Дувре маяк блестит во тьме.
Чуть видна крепость на скале
На фоне неба в вышине.

Шербур с зарёй предстал пред ними, —
Большая гавань, за ней – город.
Над морем грозно реет форт,
Он прикрывает вход в тот порт.

Судов на рейде много там,
Тесно причалам, парусам
Пестрит от флагов побережье,
Французам подают надежду…

Сильнее ветер, бриг мотает,
То к небу носом, то на дно.
Прибрали паруса, – не в рае.
Аду скорее то равно.

Как чернью небо затянуло
Дождь крупный лил и мачты гнуло.
Напрягся старый такелаж,
В готовности весь экипаж.

Все ждут команд, лишь капитан
На мостике свой курс держал.
Уверенность другим внушал
Его невозмутимый стан.

Бретань прошли, мыс обогнули
И штиль! Лёг в дрейф их бриг, – вздохнули.
Принялись паруса латать,
И машкой драить, протирать…

В Атлантику вышел их бриг.
И неожиданно притих, —
Гроза всех кораблей, – титан…
Гостей уважил океан.

Проснулся ветер, встрепенулся,
И паруса брига надулись.
Корабль понёсся по волнам
К далёким западным брегам.

Прошли брега Испании,
По курсу Португалия.
Втянулся в дело моряка
Наш Александр. Да, не легка

Судьба поэта: на ладонях
Мозоли выросли. Не стонет
Наш путешественник, любуясь
На берега и даль морскую.

Стран, городов вид привлекает
Его пытливый ум мечтает
Ступить скорей на берег тот,
Куда душа его зовёт.

Пока его мы там оставим,
Пусть бриг его вперёд несёт.
Вернёмся в Питер. По уставу
«Кэп» доложил, отдал отчёт.

Жандармы живо передали
Доклад, читал всё Бенкендорф,
И понял, – чтоб не было ссор
С царём, пока службы искали,

Не стоит говорить, – позвал
К себе Тургенева. Тот знал,
Что делать, и в Париж поехал, —
Дороги высохли, – в карете.

Попутно шёл в Стокгольм запрос
Разведке, чтоб его нашли,
Куда подался наш матрос,
Куда ведут его следы.

Родне же Пушкина- наказ:
Молчать о нём гласил приказ!
Запрет печатать всех касался.
Недоумение осталось…

Накинули на рот «платок», —
Как о преступнике – молчок!
Друзьям хотелось обсудить,
Как с властью этой дальше жить.

Везде агенты жандармерий
В словах ищут поползновенья,
Власть жёсткой каменной рукой
Упрячет, вмиг найдёт покой

Мятущимся друзьям поэта
Пришла сомнительная лета…
Не каждый хочет, чтоб послали
Его жить там, где не желали…

Так подчинили своей воле
Не декабристов поневоле.
А в глубине сибирских руд
Влачили жизнь и рабский труд,

Терпели высшие чины,
С которых сорваны погоны.
Били в боях Наполеона.
Ослушались – обречены.

В том полицейском государстве
Их конституция – лишь блеф.
Когда ещё взойдёт посев,
Закон сметёт крестьян бунтарство?

Мария вслед за мужем мчала,
С трудами добралась до края
Сурового, где муж сидел,
И поселилась… поседела.

Свиданья долго дожидалась,
И жить покорно там осталась.
Верна была она венцу,
Молилась за него Отцу.

Детей оставила родне,
За что проклял её отец.
Лишь перед смертью снял свой бич,
Благословил всех для приличья.

Детей пристроили родным, —
Покинули Россию вскоре
Вслед Зинаиде, – не любим
Их дом родной, – стал им чужим.

Там Зинаида их встречала,
(И кой – кого усыновляла.)
Дворец салоном русским слыл
Известен во всём мире был.

Так оказались их потомки
В Италии гостеприимной,
Учились, жили не в потёмках,
Стихи и музыку любили.

Красив богатый Лиссабон
Дворцы и церкви на скале
В порту судов там «миллион»,
И в море тесно. Кораблей

На рейде встретили немало.
Удачно разошлись с одним,
Как тут же вслед грозит нахал, —
Штурвал вращал «Кэп» перед ним,

И резко срезал курс слепым…
Вперёд смотрящему: «Глядеть!!!,
А не зевать и не сидеть!»
Качнуло бриг, гротом косым

Едва не сбил матроса за борт.
Но обошлось, – ни жив- ни мёртв,
Лежал он долго под тем гротом,
Спасла друзей его забота.

А Александр освоился,
Писать простой прозой продолжил.
Карандашом, настроился
Французам дарить свой дар Божий.
…
Воспоминанья о Марии
Его будили по ночам.
Он вспомнил, как в карете мчал
В Болтышки, – жару дал коням!..

К Раевским в дом поэт вбежал,
Радушно встретила родня.
Предстал пред ними, и всё зря!
Богаче ждали жениха…

Вернулся к морю он в Одессу,
Марию встретил, умолчал:
Отказ родителей… Всех к Бесу!
Вот почему так отвечал.

И о любви уж не мечтал.
Марию только поучал…
Действительно, – млада ещё,
И жизнь другая ждёт её…

А сам кутить, играть до ночи,
Чтоб заглушить печаль средь прочих…
Когда Мария уезжала,
У Александра сердце жало.

Мария – вся в слезах, – обидел,
«Стихи лишь только на уме».
Прочь с сердца, глаз его не видеть!
«Пускай решают с кем жить мне!..»

Примчал в Одессу брат её:
Ему доверила обиду.
Жизнь превратил он в месть – в интригу,
Да так, что прокляли его.

Рассудочный и жёсткий ум
Его не внял советам Света.
Он весь затмился местью этой, —
Себе назло убить поэта.

Граф Воронцов прогнал обоих.
Отмщенье Пушкину – изгою!
Поэт подробности узнал,
В «Онегине» зашифровал…
…
А так прекрасно начиналось!
Семья Раевских в горы рвалась.
С собой поэта тогда взяли:
Лечится на Кавказ позвали.