Александр Никонов - Последний выстрел Солтмурада

– Пленный должен работать на того, кто его захватил, иначе – смерть.

Одного такого парнишку, попытавшегося бежать, боевики несколько раз били, отрезали ему правое ухо, а потом привязали к дереву, согнали к нему пленных, и командир сказал:

– Глядите, засранцы, вонючие русские свиньи, то же будет с каждым из вас, если попробуете сачковать или попытаетесь бежать!

В глазах обреченного уже стояла смерть, ширинка его штанов намокла, из штанин текли тонкие струйки мочи, а когда длинная очередь взлохматила его тело, словно подушку, он не издал ни звука, а просто повис мешком на веревке, пустив изо рта тягучую слюну. И без того бледные от пережитого страха, недоедания и тяжелых работ, пленники превратились в меловые статуи, а двое упали в обморок. Один из них наделал в штаны, и один из боевиков под громкий хохот бородачей погнал его на речку подмываться. Видно, разведка федеральной армии пронюхала о сильно укрепленном селении в горах. Пастухи и жители других сел доносили, что в близлежащей местности все чаще появляются разведгруппы и через соседний перевал войска пытались подтянуть артиллерию и бронетехнику, но ополченцы устроили им сражение в стиле а-ля Москва-41, и вэдэвэшники, понеся большие потери, снова скатились по склонам к подножию гор.

Солтмурад должен был впервые участвовать в бою. Командир долго наставлял его перед сражением:

– Ты, Солтмурад, не бей всех подряд, солдаты что – пешки. Выбирай командиров, командир – это голова подразделения, а любое войско без головы – труп. Понял?

Солтмурад лишь кивал головой – чего тут не понять, только вот как определить, кто из них командир, а кто нет, спрашивать не стал – на месте разберемся. Он выбрал хорошую позицию в распадке между скалами над речушкой и долго обустраивал себе лежбище. Ждал, до слез глядя на дорогу в узком ущелье, и все равно проморгал появление врага. Там, внизу, уже застрекотали автоматные очереди, заухали гранатометы, закашлял крупнокалиберник, а он все еще никого не видел.

Но вот в его прицеле мелькнула одна фигура в камуфляже, затем вторая, третья. Кто из них был командир, а кто подчиненный, понять Солтмурад не мог. Из всех он выловил в перекрестие солдата с огромной рацией на спине, над которым, как над инопланетянином, удочкой качалась длинная антенна. Тот что-то горячо кричал в микрофон. Солтмурад тщательно, как его учили, прицелился и выстрелил. Солдат с испугом посмотрел вокруг и тут же исчез в кустах.

Так происходило много раз, и Солтмурад не был уверен, что ранил хотя бы одного врага. Откровенно говоря, он и не чувствовал особой потребности убивать, все это напоминало ему скорее стрельбу в тире, чем войну. Враг казался ему игрушечной мишенью, фантомом, призраком, в глаза которого невозможно взглянуть и увидеть в них ту притягательную искру ненависти, которая порождает силу противодействия, вливающая во все твое существо страсть борьбы и пыл победы. Другое дело, когда ты встречаешь врага лицом к лицу и знаешь, что один из двоих должен выжить или умереть.

Однажды такое с Солтмурадом уже происходило. Как-то зимой он пошел в лес, чтобы нарубить жердей для провалившейся от тяжелого снега крыши овчарни. Внизу не нашел ничего подходящего, а когда поднялся в гору и присел отдохнуть, вдруг почувствовал себя так неуютно, что по телу пробежали мурашки. Чувство опасности развернуло его на сто восемьдесят градусов, и он прямо перед собой увидел торчащие из расщелины волчьи морды. Солтмурад знал, что обычно на охоту выходит волчица, но в паре с волком она была особенно опасна. Инстинкт самосохранения заставил его выхватить из-за пояса топор, тело его наклонилось в ожидании схватки, налилось упругостью и дрожью, готовое к отпору.

Но волки тоже пришли не по-орехи. Несколько минут звери и человек стояли друг перед другом, готовые биться насмерть. Волки с рычанием скалили желтые зубы, вздыбив загривки, а глаза их метали искры решимости и готовности к сражению до тех пор, пока их голодные желудки не обожжет тепло человеческой крови и свежего, еще живого мяса. Звери уже несколько дней охотились в горах и около селений, пытаясь раздобыть еду, но недавно выпавший глубокий снег и снежные лавины завалили все тропы, перевалы и ущелья.

Солтмурад тоже был голоден, но, в отличие от зверей, он был человеком и защищал свою жизнь, от которой зависели жизни его родных, потому что был единственным их кормильцем и защитником. Видно, и звери почувствовали его решимость биться до конца и после долгих минут противостояния и повинуясь инстинкту самосохранения, первыми сделали шаг назад и скрылись во впадине, где ворчала сонная горная речушка. А Солтмурад шел домой, постоянно оглядываясь, всей кожей ощущая их лютый невидимый взгляд.

Не прорвавшись сквозь плотный огонь боевиков и потеряв много боевой техники, федералы ушли. Вернувшись домой, Солтмурад отогрелся у печи, поел и лег спать. Но отдохнуть ему так и не дали, часа через два к нему пришел сосед и, растолкав его, сказал, что командир приказал им заступить на пост у въездной дороги в ущелье, потому что, по слухам, на рассвете русские могут попытаться ворваться в их село. Немного поворчав и захватив с собой термос с горячим чаем, Солтмурад послушно собрался.

То, что произошло потом, Солтмурад будет помнить до самых последних дней своей жизни. Когда усталые и промерзшие до костей ополченцы уже собирались домой, из-за южного гребня гор вдруг выпорхнула стая зеленых бабочек. Сосед показал пальцем в небо:

– Ну-ка, погляди, Солтмурад, что это там?

Через прицел винтовки Солтмурад поглядел в небо и сквозь утреннюю снежную дымку разглядел четыре вертолета, которые летели прямо на их селение. Вот два из них свернули в сторону и стали кружиться на одном месте, а два других стали постепенно снижаться.

– Бежим, Ахмед! – закричал Солтмурад, таща напарника за рукав. – Сейчас стрелять начнут!

Они ужами скользнули между деревьев и спрятались за камнями, метрах в тридцати от своей ночной лежки. Вертолеты пронеслись над их головами так низко и с таким воем, что они не расслышали стука крупнокалиберного пулемета. По тому месту, где они только что были, словно пробежал гигантский невидимый зверь, оставив цепочку снежно-земляных воронок. Сама лежка была разворочена. Ахмед посмотрел туда и, присвистнув, протянул:

– Вот это да! Видно, нас с тобой сам Аллах бережет. Если бы мы с тобой там остались, то все…

Когда шелест крыльев бронированных стрекоз стих, из селения донеслись выстрелы. Ахмед вскочил на ноги и закричал, потрясая кулаками:

– Ах, шайтан, зачем стреляют! Молчать надо!

– Почему? – спросил Солтмурад.

Ахмед стучал в свою грудь и кричал:

– Я в армии служил, в разведроте, я знаю. Молчать надо. Это они разведку и корректировку проводят. Видишь. – Он показал на два висящих вдалеке вертолета. – Они сейчас определят, откуда стреляют. Безмозглые бараны! Ой, Алла! – снова закричал Ахмед. – Суй свою голову подальше, чтобы ее не разбили, как яйцо!